— Я не смогу, — хрипло выдавила она и начала мотать головой.

— Надо, Санда, никак иначе, — я уговаривала подругу и незаметно оттесняла её к этому спасительному росточку. Самое неприятное, что он вовсе не возражал и сам принялся обнимать её за талию, едва девушка оказалась рядом. Но уже вяло, так что сдавить до потери пульса не получилось.

Леди Эйнсворт вернулась в седло, чтобы не тащить Санду, упираясь в пол ногами, как недавно меня. Ей всё равно пришлось нелегко, ведь закрепить это лассо на луке никак бы не получилось — разве что позволить обвиться вокруг лошадиной шеи.

Санда охала и ахала, пока её вытягивали из жерла кошмара, а я крепко сжимала рукоять кинжала: даже специально протёрла её и руки остатками срезанного подола. Цветочек как-то притих, вон, даже башку свою закрыл, словно бутон. Уж не знаю, может, мы успели нанести ему слишком серьёзный урон, а может, дело в лошадях и рептилии: крупная, питательная добыча, ням-ням. Забавно, что в рот он хавчик тащить даже не пытался.

Зачем тогда такие клыки? Для устрашения? Нет, скорее в качестве хваталки крупного профиля. В любом случае, проверять, что у этого ботанического чуда внутри мне не хотелось. Я просто дожидалась своей очереди на подъём и озиралась, выискивая подлянистый побег, крадущийся с тыла.

Думать сейчас, успеем ли мы получить помощь в течение нескольких часов, не хотелось. Но гниль на коже ощущалась погребальным саваном — только жидким и вонючим. Потому некоторая часть меня уже смирилась и начала относиться к происходящему прозаически: сдохнем, так сдохнем.

Мой настрой быстро развеялся, когда Циара вытянула меня из этой клоаки, а Санда даже подала руку на самом краю, хотя сама едва держалась на ногах. Но окончательный прилив бодрости я получила мгновением позже.

Потому что цветочек проснулся.

Глава 22

Громадная морда — гладкая и блестящая, будто натёртый ваксой ботинок — посмотрела на нас. Ну, точнее опустилась к нам, смотреть без глаз — задача, посильная только магам и богам. Я подобралась и схватила Санду за локоть, чтобы в экстренном порядке дать дёру: очень уж не хотелось получить третью порцию демонического садоводства.

Но кое-что я получила. Мы все получили.

Бутон разлепил челюсти, натягивая паутину из мелких побегов-сухожилий в углах рта. Словно вытесанные из слоновой кости зубы блестели слюной или какими-то другими соками. Заглядывая в отверзшуюся пасть, я ощутила себя даже не кроликом перед удавом. Скорее мышью перед жутким мутировавшим кошаком: голодным и срочно нуждающимся в освежителе дыхания. Да, смердело из цветочка, будто он не гноит добычу на удобрения, а жрёт сырое мясо по корове в день.

Всё произошло мгновенно. Зверорастение вполне могло схарчить нас за одни укус, но голова не выстрелила вперёд на гибких стеблях шеи. Нет, она выстрелила иначе. В углах челюсти раздулись воздушные мешки из тонкой кожи или растительной мембраны.

«Фаххх!»

Волна смердящего дыхания подхватила волосы и остатки юбок, я инстинктивно зажмурилась и прикрылась рукой, но всё равно ощутила болезненную дробь по лицу. Санда закричала. Обернувшись к ней, я увидела, как мелкие извивающиеся хвостики пропадают в получившихся на коже дырочках.

Цветочек проявил повадки бешеного огурца и успокоился: закрылся и даже начал опускаться обратно в облюбованную лунку. Он не собирался нас жрать. Если убивать всю добычу, кто будет разносить семена?

— Зараза! Зараза! — Циара пыталась успокоить коня. Гнедой жеребец пострадал от залпа сильнее всех, коричневая шкура покрылась язвинами. — На улицу! — бросила наездница и круто развернула возмущённый транспорт.

Мы бросились следом за стучащими подковами.

Солнечный свет больно резанул по глазам, хотя дневное светило уже перевалило за середину неба. Сердце колотись в рёбра молотком, а пострадавшая кожа нестерпимо горела. К моему удивлению Краля осталась во дворе. На миг подумалось, что у этой паскуды есть совесть, но нет. Просто мы закрыли едва державшиеся на петлях ворота. Они могли послужить лишь условной преградой, ведь доски давно рассохлись или прогнили, их удерживали вместе только железные жиковины: ржавые, как сама рыжина. При желании лошадка могла проложить себе дорогу через почти не сохранившийся частокол, но не захотела ломать ноги. Да и нормальный спуск с холма шёл только одной дорогой.

— Ах, ты ж скотина моя, — приласкала я эту негодяйку ласковым словцом.

Гнедой жеребец всхрапнул, приободрённый видом непострадавшей кобылы, да зацокал ей навстречу. Та подняла морду от травы и повела ухом, размышляя, стоит ли принимать ухаживания обезображенного дырочками кавалера. Повезло, что эта белогривая дрянь не успела прилечь на отдых, иначе седлу пришёл бы конец.

Она выглядела вполне отдохнувшей, а вот её воздыхатель — вернувшимся с бранного поля ветераном. И он действительно заслуживал ордена на широкую грудь: так мастерски уворачиваться от лиан, следить одновременно за творящимся над головой и под ногами... Конь определённо достоин хозяйки. Они оба выдохлись и вымотались, но продолжали держаться бодрячком. Потник под седлом можно было отжимать, как и жакет благородной дамы. И пахли они одинаково.

Хотя сейчас мы все до того ароматные, что сороки должны дохнуть на подлёте.

Мы с Сандой отволокли в сторону разваливающуюся воротину, после чего леди Эйнсворт вручила мне поводья от сбруи наглой кобылы. Продолжая жевать, Краля повернула шею к седлу: я как раз взгромоздилась в него. Карий глаз выражал какие угодно эмоции, только не раскаяние. И вообще, не для того её всю жизнь холили-лелеяли, чтобы скармливать монстрам. Сами с ними общайтесь.

Пока помогала Санде усесться