Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неожиданно он поймал себя на том, что размышляет о совершенно обычных вещах. О том, как бы успеть вовремя доставить груз в порт Стенванэ. О том, что следовало бы сейчас хорошенько выспаться, а завтра провести полную диагностику корабля и оценить полученные повреждения. И еще о том, стоит ли вообще докладывать о форс-мажорных обстоятельствах в порт назначения и в страховую компанию, – или же лучше будет скрыть досадное недоразумение с «Барриерой». Словом, Хугебурка раздумывал обо всем, чем озаботилась бы сейчас на его месте Бугго.
Неожиданно она проговорила совершенно внятно:
– Господин Хугебурка, идите отдыхать.
И снова негромко, чуть сердито засопела.
Хугебурка встал, нагнулся над ней, но больше от капитана не донеслось ни слова. Бугго крепко спала.
Он тихо вышел, оставив дверь приоткрытой, а устройство внутренней связи – включенным. Прежде чем отправиться к себе, Хугебурка снова зашел в рубку. На мониторе компьютера мерцало: «АВТОМАТИЧЕСКИЙ РЕЖИМ. ПАССИВНЫЙ ДРЕЙФ. ВСЕ МАШИНЫ СТОП».
Не обращая внимания на разгром, Хугебурка прошел к креслу первого штурмана и уселся. Затем внимательно осмотрел вмятины, оставшиеся от пролетевших обломков. Закрыл лицо руками, сильно потер пальцами лоб и щеки. Встал, приблизился к противоположной стене, потрогал выбоины, даже поколупал их ногтем. Снова вернулся в кресло и тяжко плюхнулся, уткнув локти в край панели. Уставился в пустое окно, где искрились и переливались незнакомые звезды, отмеченные в Общем Атласе лишь приблизительно.
– Именно так, – проговорил он вслух. – С моим невезением все вышло бы именно так…
Осколки, искалечившие лопатку капитана, попали бы Хугебурке в область почек, а тот большой обломок, что просвистел у Бугго над головой и оставил вмятину в переборке, угодил бы более высокому старшему офицеру прямо в висок.
Хугебурка поднял руку, медленно сложил пальцы в кулак и погрозил безмолвному, празднично мерцавшему во всю оконную ширь космосу.
– Если она умрет… если только она умрет… – прошептал он, сам не веря собственным словам. – Тогда – берегись!
И после этого заплакал.
* * *
Повреждений на корабле оказалось больше, чем надеялся старший офицер: каким бы глупым задавакой ни был этот Еххем Ерхой, но попасть по нарочно подставленному под выстрел борту все-таки сумел как следует. Малек спешно сооружал какие-то фантастические детали из подручного материала. Калмине приходилось выслеживать механика по лабиринтам машинного отделения, ловить его и кормить чуть ли не с ложки, поскольку сам Охта, увлеченный процессом ремонта, питаться забывал и вообще не желал тратить драгоценное время на подобные пустяки.
– А что она… Бугго? – интересовался Охта, сладострастно втыкая паяльник в податливый металл.
Калмине всовывал ему в зубы кусок синтетической колбасы.
– Пока плохо.
– Эх! – жуя, огорчался Охта.
В машинном отделении пахло вскипающим припоем, обнаженными проводами, терзаемым пластиком. Кругом валялись раскуроченные детали и самолично сконструированные Мальком инструменты, похожие на орудия пытки.
– Долго еще? – спрашивал Антиквар. – Капитан интересуется.
– Дней пять повожусь… – неопределенно отвечал Малек. – Ты ей передай, что как только починю – сразу сообщу. К ней как, можно в каюту зайти?
– Ты загляни к ней, навести, – посоветовал Мальку на третий день Калмине. – Она будет рада. Про ремонт расскажешь.
– И я буду рад… Сейчас некогда, – рассеянно отозвался Малек.
Калмине впихнул ему за щеку последний катышок хлеба и ушел.
Бугго пришла в себя наутро второго дня после столкновения с «Барриерой». Она пошевелилась на койке, сразу ощутив стягивающие повязки. Глупым бревном выглядела нога в лубке. Бугго попробовала сесть, но резкая боль во всем теле строго остановила ее. Бугго откинула голову на подушку и закричала пронзительно:
– Господин Хугебурка! Черт вас побери!
Хугебурка возник возле капитанской койки с такой стремительностью, словно караулил под дверью.
– Что со мной? Доложите! – велела Бугго, сердито барахтаясь под одеялом. – Почему я не могу встать?
– Повреждение кости спины, – сказал Хугебурка.
– Какой еще кости? Что за кость спины? – Бугго вдруг ужасно перепугалась. – У меня что, перебит позвоночник?
Хугебурка сказал:
– Нет, это лопатка… Мы думаем, все будет нормально.
– «Мы»? Кто это – «мы»? Консилиум докторов?
– Мы с Антикваром, – пояснил он.
– Ну, тогда я совершенно спокойна… А нога?
– Перелом. Зарастет.
– Иезус на троне! Как же я буду командовать кораблем?
Хугебурка посмотрел на нее тоскливо и протянул:
– До вашего выздоровления командование кораблем я принимаю на себя…
Бугго с ненавистью сказала:
– Дорвались до власти, да?
Хугебурка сел сбоку на ее койку, чуть наклонился.
– Хотите позавтракать?
– Разумеется! И еще хочу мою планшетку про любовные истории. И костыль. А что этот Ерхой – вы направили ему требование о безоговорочной капитуляции?
– Поскольку Ерхоя больше не существует, то, боюсь, это было бы бесполезно.
– А вы не бойтесь, – посоветовала Бугго и сморщилась. – Ну надо же, как мне больно… Что вы с ним сделали, с этим нахалом?
– Малек немного не рассчитал со своей пушкой… Она разнесла «Барриеру» на атомы.
– Превосходно! Скажите Мальку, когда его увидите, что я повышаю ему жалованье. Никто больше не пострадал?
Хугебурка покачал головой.
– Превосходно, – повторила Бугго, чуть кривя рот. – Стало быть, мы обошлись практически без потерь. Доложите обстановку. Где мы находимся?
– В половине градуса от места сражения. «Ласточка» сейчас дрейфует.
– Дрейфует в неисследованном космосе? – Бугго снова попробовала сесть.
Хугебурка уложил ее обратно.
– Не вскакивайте. Быстрее заживет.
– Ладно, – бессильно сказала Бугго, откидываясь на тощую подушку. – Командуйте. Только… докладывайте мне почаще.
– Как можно чаще, – обещал он. – А вы не вставайте. И постарайтесь вообще не двигаться. Я пришлю сюда Сфену, она будет вам прислуживать.
С недовольным видом Бугго смотрела, как ее старший офицер покидает каюту. Затем потянула руку и взяла планшетку с романами. Но все эти любовные истории вдруг показались ей невыносимо скучными и пошлыми. Удивительно, как меняется мир, стоит что-нибудь себе повредить. Должно быть, и еда окажется невкусной, а уж о встрече с этой Сфеной и подумать было страшно.