Ладислава промолчала на этот счет.

Она молча села обратно под книжные полки, не желая компрометировать их с Голден-Халлой промежуточные гипотезы об убийцах и не-убийцах.

Тисса продолжила:

– После этого Ноа стал искать место, где можно вылечить Фрэнсиса. Так, чтобы все при этом сохранить в тайне. Мы выбрали Бурю – самую удаленную из магических школ. Да еще и с окном-порталом: чтобы демон мог охотиться на море, пока мы от него не избавимся. Потому что заморить его голодом не получалось: он начинал поедать Фрэнсиса изнутри. А леди-ректор помогла нам привлечь Моргана – лучшего из асеринских специалистов по ТММ. Который, как мы видим, все равно не справляется с братом…

Тисса сглотнула, замерла, машинально теребя на груди оберег Стэна.

– Знаешь, за что я не могу себя простить? – сказала она в шурх-шурх-пустоту – где-то там Ладислава надраивала стеллаж по пятому разу. – За то, что сначала я решила – он хороший. Демон. Я действительно поверила в это, понимаешь? Не почуяла в нем зла, стерла ту пеплову линию. От этого я ненавижу сейчас его еще сильнее. Тварь не только опасна, но и лжива. Фрэнсис ведь тоже какое-то время думал, что он нормальный, а теперь… А теперь…

Винтервилль шмыгнула носом.

Но стеллаж продолжал давить молчанием – только шурх-шурх, шурх-шурх.

Не будет тебе, Тисса, утешения, отпущения грехов, или чем вы там, церковники, под кофеек балуетесь. Не от меня. Прости.

– А теперь я, пожалуй, пойду покормлю Хлестовски, – неожиданно закончила близняшка, утерла нос, отшвырнула тряпку и пошла к выходу из библиотеки.

Ладислава уже в одиночестве домыла стеллаж.

Учитывая, что Тисса-уборко-зачинщица ушла, она бы тоже могла, но Найт захотелось остаться. Механический труд – прекрасная декорация к мыслям. На его фоне они расцветают, как глицинии, и вьются спокойно и густо, не считая себя бездельем.

Демон. Ангел. Проповедница. Грызня за власть.

Так странно осознавать, что за каждым встреченным тобой человеком стоит целый мир. Только вглядись: любую историю можно продлить до романа, было б умение облекать события и совпадения в сюжет. Едва подумаешь, сколь многое таит в себе случайный прохожий, мгновенно подурнеет, как при всякой порядочной мысли о бесконечности.

Найт скомкала свою тряпку, метко запустила ее в ведро и направилась на семинары. Погряз в философии и смятении? Иди на учебу, студент!

* * *

Во дворе академии Тисса встретила доктора Моргана.

Гарвус только что проснулся: он не ложился спать до тех пор, пока прахов сыщик не покинул утром опасный двор. Всклокоченный и зевающий, Морган сидел на крыльце своего коттеджа. Он пытался зарядиться энергией от очень жиденького – крайне невнятного – солнышка. Не получалось. В усталых руках Гарвус сжимал бумаги – их надо отнести леди-ректору сегодня.

Винтервилль деловито приблизилась к профессору. Она была раздражена оттого, что Ладислава никак не прокомментировала ее историю. Совсем никак.

Ладислава не знала, что Тисса рассказывала это впервые. Даже Фрэнсису сестра лишь писала, от руки, письмом, скупо факты: вслух было бы слишком тяжело. Стыдно. Больно. Настоящая исповедь.

А тут – рискнула. И в ответ – лишь равнодушие и осуждение во взгляде этой дурацкой Найт! Доверилась ей не пойми зачем…

Щеки Тис полыхали от стыда и гнева.

– Что теперь? – без предисловий спросила она Моргана.

– И вам доброе утро, Тисса, – буркнул тот. – В каком смысле «что теперь»?

– Фрэнсис убил двоих, а сейчас заперся в комнате и ни с кем не разговаривает. Вы, как я вижу, не сумели выколупать его из скорлупки. Мне кажется, или вы не справляетесь с тем, для чего вас нанимали?

– Скажем так: это не приоритетная задача, – процедил Гарвус, опустив взгляд к листам.

– А что – приоритетная? Ваши бумажки?

Близняшка сощурилась, глядя на плотные кремовые листы в руках Моргана, чуть блестящие золотым тисненым шрифтом… Доктор, почувствовав ее взгляд, мгновенно прикрыл документы широким рукавом мантии.

Но Тисса уже поняла, что увидела.

Д’гарр! Ах он ублюдок! Это же заявка на Нинделовскую премию: значит, Морган уже рассчитывает получить ее за демона? Несмотря на все проблемы?! Вместо того чтоб работать с братом, этот самодовольный хлыщ готовится снимать сливки – за их, Винтервиллей, счет?

Тисса почувствовала, как внутри закипает ярость.

– Знаете, Морган, по-моему, на вас очень плохо влияет аванс. Боюсь, мне придется написать отцу о прискорбном отсутствии положительных изменений.

– Зачем? – поднял брови Гарвус. – Чтобы он меня уволил? Если что, на мою программу ваши угрозы не повлияют. Я всегда работаю так, как считаю верным. Либо вообще отказываюсь от исследований.

– Ах, вы еще и условия выдвигаете? Ну тогда точно пусть увольняет! – вскинулась Тисса. – Вы дерзите не по результату!

– А вы не по возрасту.

– Я ваша клиентка!

– Вы невоспитанная девчонка с гонором, раздутым, как брюхо муравья. Перестаньте приставать ко мне со своими нравоучениями, а то я действительно уволюсь. Сам.

– Вот и прекрасно! – обиделась Тисса. – До вашей псевдопомощи все у нас было хорошо, между прочим! Может, вы во всем и виноваты: пытали брата для удовольствия, грубите мне каждый раз, как видите. Ни этики, ни этикета! Не будет вам никакой Нинделовской премии, ясно? Не за Фрэнсиса!

Морган зарычал, поднялся во весь рост и, презрительно глядя на Тис сверху вниз, медленно порвал все кремовые листы.

– Кстати, про этику, – протянул он, глядя почему-то на грудь студентки. – С какой это радости у вас на шее висит оберег Стэна Хлестовски? Надеюсь, у вас нет никакой предосудительной связи с преподавателем, м, госпожа де Винтервилль?

– Да вы совсем обалдели! – оскорбленно рявкнула Тисса, сорвала с шеи веревку, швырнула ее в Моргана и ушла, громко цокая каблучками. – Я иду к леди-ректору!

– Да хоть к богам-хранителям! – гаркнул Морган ей вслед.

Затем лектор дождался, пока девушка скроется в академии, поднял веточку рябины с земли, завязал у себя на шее и, подмигнув ворону, созерцавшему всю сцену с выражением глубочайшей печали, вернулся в коттедж.

Ну хоть какая-то хитрость мне удалась.

Холодный ветер Этерны разметал кремовые листы по двору, потом по поляне, по холму, закинул их в море и там уже с кровожадной радостью потопил…