Мама была в той шерстяной одежке, которую оставила Гвен, и от этого стала еще больше похожа на себя прежнюю – только грустную и подавленную, как никогда.

– Это я ее привел, – шепнул Ульвин, вдруг высунувшись из-за шерстяного отворота.

Гвен взвизгнула от счастья, вытащила его и прижала к себе.

– Вспомнил, что я вообще-то лесной дух, а она волшебница, – забормотал Ульвин, умиротворенно цепляясь за шубу. – Когда-то мы слышали друг друга, и я себе сказал: обязательно ее найду. И нашел! Они вон из тех скал спускались. На меня чуть не наступили, тут полно ног!

– Ты самый героический герой. – Гвен тронула его носом, и Ульвин нежно потерся носом в ответ.

Они сидели все вместе, обнявшись. Земля опять начала медленно, почти незаметно опускаться вниз, и морем пахло все сильнее – кажется, оно приближалось. Гвен разжала сведенный кулак, который не разжимала, даже когда пыталась не упасть, и, с трудом шевеля одеревеневшими пальцами, приколола чайку маме на воротник, туда, где ей было и место. Мама слабо, мимолетно улыбнулась и тут же снова поникла.

– У меня нет сил, чтобы хоть кого-нибудь отсюда перенести, – тихо сказала она. – Даже тебя.

– Ничего, – ответила Гвен и обняла ее снова. – Я сама сюда пришла. Главное, что мы вме…

Она замерла. Правда ударила ей в сердце с такой силой, что Гвен пропустила следующий толчок земли, только услышала краем уха, как закричали все вокруг. Здание, накрывающее своей тенью их всех, с грохотом содрогнулось, и Гвен подумала: «Сейчас развалится», но даже эта мысль не могла затмить самую главную, самую важную. Здание устояло, а Гвен, покачиваясь, поднялась и крикнула:

– Тень! Эй! Я знаю, что тебе нужно! Я знаю! Ну, где ты?

– Я здесь. И вряд ли ты своим умишком способна понять, что мне нужно, – сухо сказала Тень, вырастая у нее за спиной.

Гвен радостно уставилась на нее, пошире расставив ноги, чтобы легче было удерживать равновесие.

– Но я догадалась! Это моя работа – знать, что кому надо. – Гвен шагнула ближе. – Твоя сестра хотела сделать мир идеальным, но не понимала, что ты – повсюду. Грусть, страх, гнев всегда были и всегда будут. На самом деле ты все делаешь не для того, чтобы уничтожить аниму, а для того, чтобы она тебя поняла.

Пока она говорила, она слышала себя все лучше и не сразу поняла: просто тряска и грохот вокруг чуть притихли, зато где-то вода пробилась сквозь камни и полилась по улице. Дети зарыдали с новой силой, даже самые матерые игроки, но Гвен продолжала улыбаться.

– Серебряная магия – это слияние золота и Тени, так? Самая сильная и самая трудная магия – не твоя и не наша, а они вместе. – Тень молча слушала, и Гвен заглянула ей в глаза. – Покажи мне свое лицо. Свое настоящее лицо.

– Оно тебе не понравится.

– Мне все равно. Я хочу.

Тень нахмурилась, болезненно и как-то по-человечески, и медленно сменила обличье.

Гвен еле сдержалась, чтобы не отшатнуться. Тень выглядела точь-в-точь как ее мать, только бледнее и выше, – худая и измотанная, с синяками под глазами.

– Довольна? – отрывисто спросила Тень.

По ее взгляду Гвен поняла: она все верно сделала, это именно то, чего Тень хотела. И тогда до нее дошло кое-что еще.

– Ты… Ты это предусмотрела, – выдохнула Гвен. – Ты сказала, что сама создала Нила. Того, кто спас золотые земли. Ты хотела этого, хотела, чтобы Ястребы и золотые народы объединились.

– Ну наконец-то. Все так медленно соображают, – тихо и раздраженно сказала Тень, не глядя на сестру, только на Гвен. – А я так старалась! Райлан работал Смотрителем в Селении, где держали Нила. Я годами помогала Нилу не попасться, а Райлан получил от меня пророчество о том, что золотой стриж обрушит Империю. Он попытался предотвратить это пророчество, но в результате, конечно, сам поспособствовал тому, что у Нила все получилось. Ведь суть пророчеств в том, что они всегда исполняются, их нельзя предотвратить! Потом Ларри явился в мою пещеру, чтобы услышать свое пророчество. Я ему сказала: «Вся твоя жизнь зависит от этого задания. Ты можешь стать величайшим Ястребом, главное – не ошибись». И он не ошибся! Бедняга думает, что обдурил меня и пошел против моей воли, но вообще-то он все сделал ровно так, как было сказано. – Тень вздохнула. – Так утомляет быть самой умной и вечно ждать, когда до остальных дойдет очевидное.

Она покосилась на сестру. Та сидела на земле, обняв колени, и смотрела на нее.

– Ты всем подыграла, – прошептала Гвен. – И эта бумага, с которой так носился Маг. Он сказал, она была из будущего, а будущее – твоя вотчина. Ты ее прислала?

– Конечно я, – буркнула Тень.

– И ты сказала мне, как вернуть мать. Ты не убить ее хотела, а… Ты хотела помириться с ней, да? Как раньше, когда вы были просто вами, без всякой магии.

– Ну? – пробормотала Тень, наконец посмотрев на сестру в упор.

– Ну, – с вызовом ответила мама, и Гвен очень ясно увидела их обеих маленькими: задиристые и упрямые, любящие настоять на своем.

– Вы все друг другу доказали, и в глубине души вам скучно поодиночке. А теперь, ну, может… может, вы помиритесь? – с надеждой спросила Гвен.

– Если мы помиримся, то исчезнем, – рассеянно произнесла Тень, не отводя взгляда. – Но я бы этого хотела. Мне так надоело поражаться человеческой тупости!

– В смысле, исчезнете? – растерялась Гвен.

Вместо ответа Тень протянула руку, и мама не сразу, медленно протянула свою навстречу. Их ладони соприкоснулись и вспыхнули серебристым. Обе вздрогнули, но рук не расцепили. Судя по их лицам, вот так держаться за руки было приятно.

– Ты знала, что магия до того, как мы разделились, была серебряной? – задумчиво спросила Тень, и Гвен не сразу поняла, что она обращается к ней. – И очень редкой. Чем дольше живу, тем чаще мне кажется, что миру было бы лучше вообще без всякой магии. Люди не надеялись бы все время, что кто-то возьмет их за руку и скажет, что надо делать. Они от этого портятся.

Мама вдруг тихо, тепло улыбнулась, не отводя глаз от Тени, и их сцепленные руки стали серебряными до локтей. Тень охнула, но не сделала ни малейшей попытки отстраниться.

– Мне несколько раз удавалось получить серебро, когда я грустила, – шепотом сказала мама. – Но я его всегда передаривала – оно меня пугает.

Она встала навстречу сестре, и Гвен с удивлением заметила, что обе стали выглядеть куда лучше: моложе и здоровее, более живыми. Серебро ползло вверх по их рукам, заливало своим сиянием площадь, и дети один за другим переставали плакать.