Из другой части зала на меня смотрела пара теплых карих глаз.

Ной. Мое тело откликнулось физической болью. Целую неделю мы притворялись, что не существуем друг для друга. Он расхаживал по школе, такой же отстраненный, мрачный, внушающий опасность, будто я никогда становилась частью его жизни. Ной смеялся, шутил с приятелями во время ланча и мужественно просиживал уроки.

Но теперь вся внешняя бравада покинула его. Не отрывая от меня взгляда, парень медленно встал со своего места между Исайей и Бет. Я закусила губу, волевым усилием сдерживая слезы, а еще желая, чтобы Ной не подходил ко мне. У меня не хватит сил, чтобы одновременно открыть себя миру и держаться от него подальше.

Когда парень сделал шаг в мою сторону, я покачала головой, умоляя его взглядом, чтобы он сел на место. Ной замер и провел рукой по лицу, на его губах сформировалось нецензурное слово, которое он часто любил произносить. Неужели это расставание принесло ему столько же боли, сколько и мне? Потом Ной зажмурился, хлопнул рукой по двери и вылетел из кафетерия. Исайя сразу же выскочил вслед за ним.

Со стороны моего старого столика раздался смех, и, когда я посмотрела туда, все на меня пялились. Включая Грейс, хотя она была единственной, кто не смеялся. Девушка быстро кивнула мне и отвернулась.

— Пошли они к черту.

Я подпрыгнула, когда заметила рядом с собой Бет, ее рука почти касалась моей.

— Что, прости?

Она кивнула на зал.

— Пошли они к черту. Они того не стоят.

— В кои веки я с тобой согласна. — Лила переплела наши пальцы. — Могла и сказать, что планируешь это сделать. Я бы вошла с тобой.

Я снова повернулась к Бет, однако девушки уже не было рядом. В дверном проеме мелькнули ее черные волосы. Минутой раньше в ту же дверь вышел Ной.

— Ты голодная? — спросила Лила.

Скорее меня тошнило.

— Не особо.

Она улыбнулась мне улыбкой Доброй Волшебницы Глинды.

— Хорошо. Тогда съедим только десерт. — Подруга потянула меня за руку. — Пошли, сегодня дают тортики с шоколадным ирисом.

Я треснул кулаком по шкафчику, сопровождая громкий удар отменной бранью. Эхо наконец хватило смелости не прятать свои шрамы, но она не позволила мне быть рядом.

— Отличная вмятина, чувак. — Исайя прислонился к стене в углу коридора и скрестил на груди татуированные руки. — Я ценю, что ты выбрал для избиения мой шкафчик. Сам давно искал повод, чтобы никогда его больше не открывать.

Я дернул головой и всмотрелся. Черт, это и вправду был не мой. Шок от собственной ошибки вытеснил ярость, оставляя меня со слабой болью в костяшках.

— Прости.

— Это помогло справиться с проблемами?

Я ошибался, злость все еще клокотала во мне.

— И что это значит?

— Это значит, что девушка, которую ты любишь, в столовой открывает свою душу, а ты здесь лупишь по шкафчикам. Я называю это проблемой.

Я провел рукой по лицу.

— Она меня бросила, не я ее. Кроме того… — я ткнул пальцем в сторону кафетерия, — мне хотелось быть рядом с ней. Но она отмахнулась от меня.

— Когда ты успел стать таким слабаком? Я вижу это так: она, возможно, что-то сказала, но ты точно не меньше ее хотел, чтобы все прекратилось.

Я сжал кулаки. Исайя оторвался от стенки, расставил ноги и опустил руки, в которых тоже чувствовалось напряжение. Парень предвидел приближение драки и не ошибался.

— Что ты только что сказал? — медленно проговорил я.

Он знал, как сильно я любил Эхо, и эти слова были сродни предательству.

— Что ты так легко сдался. Значит, и сам не верил в вас двоих.

У меня снова появилось желание что-нибудь ударить, но костяшки так саднило.

— Я люблю Эхо. Так сильно, что предложил ей выйти за меня. Похоже, что я хотел сдаться?

Его брови взлетели вверх, и он расслабился.

— Скажи, что ты пошутил насчет женитьбы.

Я сполз на пол прямо возле шкафчика, и, откинув голову, ударился ей о металлическую дверцу. Хотел бы я, чтобы это оказалось шуткой. То предложение вызвало эффект домино, разрушивший мои отношения.

— Нет. Я налажал и не знаю, как все исправить.

Исайя подошел ко мне — его армейские ботинки громко стучали по плитке.

— Я просто хочу сказать, что не вижу, как ты борешься за свою девушку. Если хочешь ее, то прекращай вымещать свою злость на шкафах и вспомни о том, что стоит на кону.

Когда я зашла в галерею, мой нос защекотало от запаха акриловой краски. Картины, которыми были увешаны стены, в основном представляли собой пейзажи. Мой взгляд остановился на живописном изображении высокой травы, гнущейся под порывами ветра. Несколькими часами раньше я показала миру свои шрамы. Сейчас я собиралась найти ответы.

Я нервничала и чувствовала, как пульсирует кровь под кожей. В последний раз, когда я приходила сюда, Эйрис был жив, а мама принимала таблетки. Она рассмеялась, когда брат признался, что одну из ее картин он совершенно не понимает. А когда я назвала его идиотом, Эйрис дернул меня за волосы и расхохотался, когда я стукнула его в ответ. В моих ушах снова зазвучал смех брата, и мне стало трудно дышать. Я должна была обнять его тогда. И никогда не отпускать.

— Вам помочь? — спросил женский голос.

Натянув улыбку на лицо, я повернулась.

— Привет, Бриджет.

Голубые глаза женщины округлились.

— Эхо! Боже, как ты выросла!

Бриджет была гораздо выше меня, и сейчас буквально нависала надо мной. Ее длинные прямые чернильного цвета волосы делали лицо угловатым и словно еще добавляли ей роста. Сколько я ее помнила, на Бриджет всегда был дорогой черный деловой костюм.

— Такое случается. — Я переступила с ноги на ногу. — У тебя найдется пара минут?

— Для тебя — конечно. Хочешь воды?

— Да.

— Что я могу для тебя сделать? — спросила женщина, когда мы вошли в ее офис.

Сейчас или никогда.

— У меня к тебе две просьбы.

Она вручила мне бутылку с водой и открутила крышечку со своей.

— Давай первую.

— Ты однажды сказала, что, если я когда-нибудь захочу продавать свои картины, то должна позвонить тебе первой. Это предложение все еще в силе?

Бриджет провела языком по губам, устраиваясь в своем кресле.

— Твоя мама много лет показывала мне твои наброски. Я безумно ждала этого дня. Ты взяла что-нибудь с собой?