слышала, но не можешь же ты в самом деле верить, что я в чем-то виновата. – Я натужно смеюсь, чтобы подчеркнуть, как это нелепо и абсурдно. – Что я как-то ей навредила.

– Мне пора домой, – говорит она.

– Грейс, ну пожалуйста, подожди. Ты даже не представляешь, что это такое, когда тебе постоянно больно! Ты ведь сама никогда болями не страдала. Ты и понятия не имеешь, каково это – просыпаться в ужасе. От того, что наступил новый день, когда тебе снова придется лежать на полу. Хромая, брести по жизни. Подволакивать свою цементную ногу. Мучиться от невозможности зайти в супермаркет.

Тут я начинаю рыдать, но выходит жутко фальшиво. Слова, слетающие с накрашенных губ, звучат плоско и пусто. Я загубила этот монолог ровно так же, как Бриана раньше губила свои непрошибаемым жизнелюбием и довольством. И Грейс это чувствует.

Она пытается проскочить мимо меня к водительской двери, но я приваливаюсь к ней спиной. И продолжаю:

– Слушай, ты устала. Совсем заработалась. И я тоже. Мы обе без сил. Вот нам и мерещится невесть что. Нам сейчас нельзя доверять всему, что мы видим и слышим. Тем более в это время года. – Я делаю широкий жест рукой. – Ведь премьера уже на носу. А спектакль, судя по всему, получится великолепным. Мы отлично потрудились. Слушай, давай-ка это отпразднуем? Я куплю тебе выпить. Я ведь перед тобой в долгу, верно? Посидим, и я поподробней все тебе объясню.

Все это я выпаливаю слишком быстро. Но звучит моя речь вполне разумно. Так почему же у Грейс такое лицо? Почему она меня сторонится?

– Грейс, ты что, меня боишься?

Я смеюсь, чтобы подчеркнуть, как это нелепо, как глупо. Бояться меня! Свою давнюю подругу. Конечно, в наших с ней отношениях бывали свои взлеты и падения, но что с того? Однако Грейс не смеется. Даже не улыбается.

– Грейс, ты не можешь меня бояться, – продолжаю растягивать губы в улыбке я. – Прошу тебя, пожалуйста, не бойся. Это же я. Миранда. Мы с тобой сто лет знакомы. Ты моя подруга. Мы же подруги, правда?

Говоря это, я надвигаюсь на нее – медленно, неотвратимо. Просто хочу ее успокоить, напомнить, что мы подруги, что это всего лишь я, Миранда. А она все пятится и пятится от меня. Но это же просто смешно! Это безумие! Она сошла с ума. Я снова протягиваю руку, и тут она спотыкается и падает. Падает из-за того, что хотела увернуться.

Теперь Грейс лежит у моих ног. На мокром гравии. Упала, пытаясь сбежать от меня, своей подруги. Бедной Миранды, которая стоит перед ней в темноте в развевающемся платье в маках. Миранды, от которой так ангельски пахнет. Моя сумочка в виде губ улыбается ей, и я сама улыбаюсь тоже.

– Грейс, Грейс, ты в порядке?

Нелепость какая-то. Полный абсурд. Я от чистого сердца предлагаю ей помощь, а она продолжает отворачиваться. А ведь я уже руку протянула. Говорю:

– Грейс, позволь мне помочь тебе. Теперь мой черед. Ведь ты столько раз мне помогала.

Но она продолжает отползать, опираясь руками о землю. Наверняка сейчас в кровь раздерет себе ладони гравием и осколками.

– Грейс, осторожнее, пожалуйста. Не поранься.

Но Грейс очень ловкая. Это даже сейчас заметно, когда она корчится на земле, как подыхающая собака. Совершенно неубиваемая. «Я никогда не простужаюсь», – заявила она мне во время нашей первой встречи. Словно простуду можно просто не заказывать, как нелюбимый коктейль в баре.

Я снова протягиваю руку, чтобы помочь ей подняться на ноги. Сейчас она встанет. И даже не поблагодарит меня. Сразу бросится прочь. Побежит со всех своих натренированных ног. Неся в клювике информацию о том, что только что видела. Хотя ей в это и не верится. Мне и самой в это не верится. Но кто она такая, чтобы не доверять собственным глазам и ушам? Кто такая, чтобы отворачиваться от доказательств? Она просто обязана их принять как режиссер-постановщик. Утром она первым делом побежит в университет. И что же она там расскажет про меня? Что и кому? Да всем! Декану. Фов. «Моя дорогая, ты была абсолютно права». Они ведь так с Фов друг друга называют – моя дорогая. А потом они обе выступят на стороне Брианы.

Так и представляю, как они согласно кивают, глядя, как меня волокут на костер. И тычут пальцами.

Да-да! Это она!

Я опускаюсь на корточки рядом с Грейс, которая закрывается от меня руками, не желая смотреть мне в глаза. Брелок с балетной туфелькой лежит рядом на асфальте. Он весь в грязи. Но волноваться не о чем, я его подбираю. Голова Грейс низко опущена. Странное дело! Я ее такой никогда не видела. Обычно это я лежу на полу, а она смотрит на меня сверху вниз. И закатывает глаза. Раздраженно. Нетерпеливо. Но и сочувственно, напоминаю я себе. Разве она мне не сочувствовала? Грейс ведь правда хотела мне помочь. Ну так и я хочу того же. Помочь Грейс. Я окидываю ее сочувственным взглядом. И протягиваю руку. Нежно-нежно беру Грейс за запястье. И спрашиваю:

– Ты в порядке? – А потом добавляю: – Пожалуйста, Грейс, доверься мне. Честное слово, мне очень жаль. Очень-очень жаль. Что все так вышло. Позволь мне хотя бы тебе помочь. Это меньшее, что я могу сделать.

Часть третья

Глава 22

Ясный солнечный день. День моего испытания огнем. В окна кабинета декана заглядывает солнце. И освещает меня, удобно устроившуюся в кресле, в котором раньше я сидеть почти не могла. Мои изящно скрещенные в лодыжках ноги слегка покачиваются. Волосы падают на плечи волнами в виде буквы S. Сердце ровно стучит в грудную клетку. Паникую ли я? Ну, может, слегка. Но лицо мое безмятежно. Именно так, безмятежно, я взираю на три пустых кресла, которые вскоре займут Бриана и ее родители. Они станут обвиняюще тыкать в меня пальцами. Я же буду изображать живое воплощение здравого смысла.

Сидящий за своим столом Мохнатый Сосок крутит большими пальцами и улыбается, как идиот.

– Они будут с минуты на минуту.

Он постукивает по циферблату наручных часов волосатым пальцем.

– Да ради бога. – Мои ноги под сиденьем так и ходят ходуном. – Мне вовсе не сложно подождать.

И это правда. Мне абсолютно не сложно. Мое сердце переполняет невозможная легкость.

– Миранда, мы