— Мы союзники, полковник, и настоящие. Наш фюрер даже принимал парад в Москве рядом с их вождем. Тебе об этом в Берлине все уши прожужжат, так что хлеб отбирать не стану. Скажу одно — в корпус будет направлен целый полк новейших русских танков КВ и Т-34, — наименования Роммель выговорил без запинки, но подглядывая в бумажку, — с их экипажами для войсковых испытаний. Так что познакомься с командиром, полковником Полем Арманом.

— Француз?! — удивился Люк.

— Они интернационалисты. А этот офицер воевал в Испании и даже стал их «рыцарским» кавалером — Героем Советского Союза. Так что поторопитесь, а то война может скоро окончиться!

— Англичане упрямы, майн герр, — осторожно сказал Люк, хотя слова генерала вызвали живейший отклик в его душе.

— Их Черчилль может сейчас заключить почетный мир, пока мы не дошли до Суэца, а русские не рванулись в Индию. А потом будет поздно. Когда красноармейцы дойдут до Инда, то ты сам знаешь, насколько в тех землях любят надменных «белых сахибов». Так что поторопись, Люк, я долго торчать в этих песках не намерен!

— Яволь, майн герр!

Люк улыбнулся сам себе — как ни странно, но воевать не было ни малейшего желания, ведь его ждет невеста.

Потом будут дети, и он дождется внуков, которым и расскажет, что такое война, ибо всем сердцем сейчас желал только одного — чтобы в будущем люди не знали и не желали, что такое проливать кровь в угоду политикам. Ведь мир сам по себе есть великое счастье, которое нужно бережно хранить…

Москва

(3 октября 1993 года)

— Хороший комментатор! Все понятно даже мне, хотя я русским языком владею не совсем хорошо!

Молодой парень, белобрысый, лет двадцати пяти, в черной спортивной куртке на молнии с эмблемой «Адидас» поднялся с кресла и сладко, как сытый и довольный кот, потянулся.

Солнечный луч отразился от серебряного значка в виде черепа, прикрученного на груди, под черно-красной ленточкой.

— Не прибедняйся, Курт, тебе не идет!

Андрей Родионов мотнул головою, не соглашаясь с давним приятелем, русская речь которого была хорошо понятна, намного лучше того немецкого, на котором он сам говорил.

— Давай пивка тяпнем за встречу?! Еще будешь?

— Я, я, — мгновенно осклабился Курт Майер и лихо, в один прием, вскрыл две бутылки «Жигулевского».

Они уже поглотили по литру, смотря увлекательный матч за третье место «Славянского Кубка», забыв про все на свете и отложив все расспросы на перерыв.

Майер весь чемпионат «проболел» в Петербурге, где свои матчи играла сборная Германии, а Родионов и так жил в Москве, где играла сборная России, в общежитии педагогического института, в котором учился.

И только Андрей собрался посмотреть по телевизору прямую трансляцию игры за бронзовые медали, как в комнату ввалился дружище «Панцер Майер», с которым он познакомился восемь лет назад в Братиславе, на таком же «Кубке», но не на матче, а в массовой драке с поляками.

Такая уж была традиция — гонористые паны задирали по очереди то немцев, то русских, но огребались от союзников, что всегда выступали плечом к плечу. С той поры переписывались, пару раз встречались, и отношения стали если не дружескими, то по крайней мере добрыми приятельскими.

Потом четыре года не виделись: оба отдавали свой воинский долг, один в панцерваффе, отчего и получил прозвище, а другой в пластунском батальоне.

— Вижу, танкистом служил?

Андрей ткнул пальцем в «тотенкопф» — такой значок ни один немец просто так не наденет, мигом за хиршу возьмут самозванца. Это у них в рейхе строго, сам видел, когда туда ездил.

— Панцер-гренадер, их бин… зовут у вас мотострелком.

— А Железный крест, — Андрей показал взглядом на ленточку, — в Африке получил, не иначе? Больше ваши нигде не воюют!

— Ага, в «Юго-Западной», или Намибии, как ее иначе называют. Африканесы на своих «рателях» в пустыню заехали, но мы им дали, как это — прикурить. Я с панцерфауста один сжег, вот крест и получил. Обер-лейтенант фон Люк представление написал, а дед у него знатный, до сих пор влиятелен — лучшим офицером самого фельдмаршала Роммеля был. Вот и уважили меня в рейхе. Прозит!

— Прозит! — Андрей поднял бокал и припал губами к пенному напитку, холодному и шипучему.

Хорошо-то как! Жаль, только закусить было нечем — холодильник пуст, а до стипендии два дня осталось. Повезло, что к полуфиналу еще деньги остались, и он купил ящик пива.

— Вижу, и ты здорово служил! — Курт показал на висящий на стене зеленый пятнистый берет с эмблемой в виде скрещенных казачьих кинжалов. — В пластунах?! Вы и егеря — элита, что в России, что в нашем вермахте. А форма где? Дай посмотреть?!

— В шкафу, и обычная, и полевая, я же казак на льготе, а потому все в наличии под рукою держать обязан!

Андрей указал на шкаф, и Майер, как и все немцы, чрезвычайно дотошный к воинской оснастке, живо рванулся к стенной дверце, открыл ее и, цокая языком, недолго рассматривал обмундирование. Вернулся к столу очень задумчивый, расстроенный даже, бросил на друга завистливый, однако восхищенный взгляд и поднял бокал пива.

Но продолжал стоять, игнорируя кресло, пришлось подняться и Андрею — выпить за воинское братство — дело святое. Тоста не произносили, хлобыстнули одним махом, не чокаясь, — помянули павших.

— Не хрена у тебя «иконостас», — прибеднялся немец насчет языка — сейчас ни малейшего акцента не было. Еще бы ему быть — в их школах русский изучают все поголовно десять лет и даже уроки на нем проводят. — Ты за что «Георгия» получил да Германский крест в золоте и с мечами?

— Ваххабиты в Омане немецких инженеров захватили, янкесы, сучьи дети, и за это заплатили. Мы освободили их всех, только трех пластунов потеряли в том бою, да мне отметину на всю жизнь оставили!

Андрей встал и, не стесняясь, чай, не баба, приспустил штаны — бедро уродовал длинный рубец осколочного ранения.

Дорогой ценою достался Георгиевский крест третьей степени, редчайшая по нынешним временам награда. Ее Сталин восстановил в сорок первом году, с введением патриаршества, а потому оставил прежнюю форму, только чуть большего размера, чем бывший царский солдатский крест.

Да и степеней имелось три, а не четыре, как прежде. Первая в золоте, вторая имела золотым лишь медальон в центре, а сам крест, как и третья степень, был изготовлен из серебра.

— Деды мои, все трое, как с этим крестом меня увидали, так в пояс поклонились. На хуторе не пройтись — кубанки старики снимают.

— Так гордись! Надо же, не знал, что пластунов в бой тогда бросили — вся Германия у телевизоров днем и ночью сидела. Награда у тебя редкая, и только во время войны дают! Это как мне Рыцарский Железный крест получить! — В голосе немца прозвучала неприкрытая зависть.