— Да ты просто завидуешь! — не удержался Ильмо. — А сама прикормила молоком гадюку на болоте, опоила ее пивом и вырезала мешочек с ядом, а для чего — вот вопрос!

— Ой, смотри, рыжий, — прокляну…

— Все замолчали! — рявкнул Антеро. — Не видите, я думаю!

Предложение Вяйно понравилось старосте. Чародей не просто давал совет, а косвенно предлагал разделить ответственность.

— Что скажешь, старче? Точно справишься?

— Чтобы вы не сомневались, — посмеиваясь, сказал Вяйно, — я вызову предка в зримом облике, и он сам изъявит роду Калева свою волю!

Известие мгновенно распространилось по деревне. Вскоре весь род Калева собрался на высоком берегу Звонкой, кольцом окружив холм с идолом и священным камнем. Почти у всех в руках горели факелы, на берегу было светло как днем. Вяйно поднялся на холм и теперь стоял там один, рядом с идолом. Ильмо смотрел на них обоих и поражался, как никто из родичей до сих пор не понял, кем им приходится Вяйно на самом деле. «Теперь понятно, почему предка вырезали с закрытым лицом!» — думал он. Неужели Вяйно собирается признаться, кто он такой? А если ему не поверят? Народец в Калева темный, вредный и недоверчивый…

Но Вяйнемейнен задумал нечто иное. Дождавшись, когда на берегу установится тишина, он встал рядом со священным камнем, положил на него руку, поклонился реке и запел руну.

— Вы, среди реки каменья, опененные утесы!

Вы чело нагните ваше, головы склоните ниже!

Ты, старуха, в глуби темной! Мать, что в пене обитаешь!

Ты всплыви наверх, на волны! Поднимись над пеной грудью!

Едва ли кто-то, кроме Локки, понял, что он поет и кого призывает и при чем тут, собственно, мать, когда речь идет о праотце Калева. Да и той стало не до размышлений, когда по гладкой поверхности реки вдруг побежали круги. В берег плеснула маленькая волна, за ней другая. Над берегом раздалось дружное «Ах!», и толпа отпрянула от кромки воды. Под темной водой появилось бледное перламутровое сияние. Оно разгоралось, переливаясь то зеленоватым, то белым, то розовым. Вода уже не просто колыхалась — она бурлила. Жители Калева попадали на колени. Нечто сияющее, многоцветное всплывало из глубин. И вот волны отхлынули, и над поверхностью поднялась огромная, уродливая лягушачья голова. Кожа чудесного существа блестела как стекло, клюквенно— красные глаза мягко светились в сумраке ночи. Ильмо мгновенно узнал водяницу Велламо, что спасла его, подняв со дна Кемми. Увидев, что водяница смотрит прямо на него — он был едва ли не единственный, кроме Вяйно, кто не стал падать ниц, — он спохватился и низко поклонился ей.

— Ильмаринен… — поплыл над водой ее странный булькающий голос. — Пусть он идет в Похъёлу и там возместит ущерб!

Еще не успела отзвучать «воля пращура», а водяница уже погрузилась в Яннего. Темная вода сомкнулась над ее головой, сияние постепенно отдалилось и погасло, и вскоре ничто не напоминало жителям Калева о чуде, которому они стали свидетелями.

— В Похъёлу?! — нарушил благоговейную тишину вопль Ильмо. — За что?! Нет!!

— Предок посылает тебя в Похъёлу! — воскликнул глубоко взволнованный Ахти, вскакивая на ноги. — Повезло же тебе!

Йокахайнен покосился на Вяйно и понимающе усмехнулся.

Люди, словно проснувшись, начали подниматься на ноги, зашумели. Локка, забыв о зависти, суетливо пихала Вяйно в бок:

— А с давешним проклятием-то что? Что ж ты самого главного не спросил! Снимет он проклятие или нет?

— Ваше проклятие, — проворчал Вяйно, — снимайте сами… если успеете.

Вскоре его окружили старейшины, требующие истолковать волю предка. Хотя, на взгляд Вяйно, водяница высказалась с полной определенностью.

— Пусть Ильмо отправится в Похъёлу и предстанет перед родом убитого туна, — устало сказал он. — Если такова воля предка — значит, в этом есть смысл…

— Конечно, есть! — подхватил Антеро и, понизив голос, пояснил старейшинам:

— Очень мудрое решение! Пусть его убьют прямо там — тогда сюда мстить не прилетят.

Жители Калева снова столпились вокруг холма, обсуждая чудесное явление предка и его слова. Все были довольны, даже Локка. Все, кроме Ильмо.

Вяйно забросали вопросами:

— Что значит «исправить ущерб»? Как можно исправить ущерб, нанесенный убийством?

— Да, что предок имел в виду? Выкуп? Жизнь за жизнь?

— Может, поединок? — громко предположил Ахти. — Суд богов, как это принято у варгов?

Антеро, быстро оценив ситуацию, взбежал на холм и закричал:

— Предок впервые явил нам свой облик — значит, он к нам благоволит! Услышьте волю предка, родичи! Всю ответственность за убийство похъёльца принимает на себя Ильмаринен! По воле предка он отправится в Похъёлу на суд богов! Проклятие снято с рода Калева! Разжигайте костры, доставайте пиво, веселитесь — сегодня нам есть что праздновать!

В радостном гуле голосов потонул выкрик Ильмо:

— Никуда я не пойду! Толпа повалила с холма вниз по улице. Ильмо, с трудом пробиваясь сквозь нее, добрался до Вяйно.

— Что все это значит?! — заорал он. — Почему я должен ехать в Похъёлу? Чтобы меня там убили? Ты что, с Локкой сговорился?

Вяйно подхватил его под руку.

— Пошли отсюда. Я расскажу, зачем тебя искал тун.

— Я уже знаю — из-за крови!

— Нет.

— Как — нет?

В темноте осенней ночи селение сияло огнями. Глядя издалека, можно было решить — пожар. На берегу, вокруг священного холма, уже пылают высокие костры, в небо поднимаются столпы искр. Далеко за полночь, небо полно звезд, а на улице не протолкнуться от хмельных гуляк. Над бурлящей толпой, возле ворот Антеро, торчит жуткая голова туна. Кто-то надел ее на длинное боевое копье — и где только достали? Рауни скалит зубы, глядя сверху на веселье рода Калева.

Ильмо быстро идет по улице. Время от времени на него натыкаются, узнают, обнимают за плечи, хватают за руки. По большей части молодежь, парни и девушки. Те, кто постарше, осмотрительно держатся подальше от того, кого предок присудил отдать Похъёле.

— Это же Ильмо! Эй, иди сюда…

— Расскажи еще раз, как убивал упыря!

Ильмо молча проходит дальше. Он видит, что с ним уже простились — будто по улицам бродит лишь его призрак, а он сам ушел на север, в темноту. Он и раньше чувствовал себя чужаком в собственном роду. Зато теперь, после приговора «предка», наконец пригодился родичам — как искупительная жертва. Что бы там Ахти ни болтал о подвигах, а Вяйно — о воле богов, все же понимают — один человек ничего не может сделать против Похъёлы.

…Только что они сидели и спорили в избе Куйво, да так ни до чего путного и не договорились. Вот Ахти с горящими глазами — хоть сейчас в Похъёлу, только дайте лыжи и меч; молчаливый Йокахайнен, который все посматривал на Вяйно, силясь понять, что затевает его новый учитель. А Вяйно спокойно и обстоятельно рассказывал то, что узнал от богини и разведал сам: о сампо — волшебной мельнице, исполняющей желания; о похъёльцах, покусившихся на основы мира; о предсказании, которое, оказывается, указывало на него, Ильмаринена.