Каземат, куда бесцеремонно зашвырнули Андрейку и Гийо, не выглядел тюремной камерой. Скорее всего, в него заключали пленных дворян и богатых купцов, за которых де ла Марк требовал выкуп. В каземате даже имелось зарешеченное оконце. Что касается постели, то и в этом вопросе узилище беглецов было довольно комфортным. Каземат оборудовали просторными нарами (от одной стены к другой), на которые бросили несколько сенников. В одном углу находился бочонок с водой, рядом с ним, на гвозде, висела большая деревянная кружка с ручкой, а в другом стояла кадушка с крышкой, чтобы можно было сходить по малой нужде, не вызывая тюремщика. В каземате была и мебель — стол и две лавки, но пленникам не дали даже сухаря.

Впрочем, ни Андрейко, ни Гийо голода не испытывали. Их больше снедала тревога за свое будущее.

Они так и не уснули до возвращения Жиля. Зажженная лучина, воткнутая в металлический рожок на стене у входа, давала немного света, но и при этом освещении можно было заметить, что он изрядно навеселе. В руках де Вержи держал объемистый сверток, содержимое которого и вывалил на стол перед несколько опешившими товарищами.

— Все это… ик!.. — Жиль икнул и продолжил: — Все это от щедрот господина де ла Марка. Угощайтесь.

Жиль принес мясо, хлеб и две бутылки вина. Конечно же он не признался, что никаких «щедрот» не было. Ему пришлось играть и петь, почти не переставая, до полуночи, пока большинство разбойников не оказались на полу, где их и сморил пьяный сон. Все упились до изумления, лишь Арденнский Вепрь держался молодцом — скорее всего, чтобы не обидеть невесту неосторожным словом или действием. Они ушли с пира несколько раньше, а Жиля отправил в каземат все тот же Эрхард, который почему-то был сумрачен и пил очень мало.

В коротких перерывах между своими выступлениями, нимало не стесняясь присутствия барона и его невесты, Жиль хлестал вино как заправский пьяница, чтобы подкрепить свои силы, а главное, избавиться от страха, который никак не хотел его отпустить, чем вызвал одобрительные возгласы рейтар. А когда его уводили, вспомнив про Гийо и Андрейку, он безо всякого стеснения сгреб со стола все, что под руку подвернулось, не забыв прихватить и вино.

— День прожили — и ладно, — философски заявил Жиль и упал на свое место. — Давно так долго не играл, кожу на пальцах левой руки натер едва не до мяса, — пожаловался он. — Рейтарам больше нравились быстрые, зажигательные мелодии, а к рыцарским балладам они оказались равнодушны.

— Ну вас, мессир, уж точно не казнят… — Гийо коротко вздохнул. — А вот нам с рутенцем придется туго. Не исключено, что де ла Марк потребует выкуп. Кто заплатит за двух бедных слуг?

— Пока баронесса Скунховен не отбыла восвояси, я попрошу, чтобы всех нас отпустили, — бодро заявил Жиль. — Она явно ко мне благоволит. Ведь мы паломники, вы еще не забыли? Конечно, паломников разбойники тоже грабят, но вот убить человека, который идет поклониться христианским святыням, — большой грех. Не думаю, что Арденнский Вепрь настолько погряз в грехах, что может со спокойным сердцем присовокупить к ним еще один.

— Ах, мой юный господин, вы мало знаете природу таких людей, как де ла Марк… — Гийо печально улыбнулся. — Понятие греха для них весьма условно. Десять божьих заповедей для вожака шайки разбойников — пустой звук. «Не убий, не укради…» он забыл еще в детстве. Дикий Арденнский Вепрь руководствуется лишь одной заповедью, весьма сокращенной: «Не сотвори себе кумира…», так как этим кумиром является он сам.

— Может, попробуем убежать? — высказал свое мнение Андрейко.

— Я знаю, что рутенцы — храбрый народ, но из этого разбойничьего гнезда способна упорхнуть только птица, — грустно ответил Гийо. — Я уже думал об этом. Пока нас вели в этот каменный мешок, я хорошенько присмотрелся, и должен вам сказать, что крепостцу строили на совесть. Она небольшая по размерам, но взять ее приступом — еще та задача. А уж сбежать отсюда и вовсе не получится. Сторожевые башни, высокие стены, крепкие ворота, многочисленный гарнизон, на башнях стража с кулевринами[63], которые легко пробивают рыцарские доспехи на расстоянии около сотни футов… Даже королевские войска могут обломать зубы, если решатся штурмовать замок Арденнского Вепря. Тем более что в густом лесу осадные орудия просто некуда поставить.

— И все равно я сбегу! — отрезал Андрейко и отвернулся от французов.

Жиль и Гийо переглянулись, и Пройдоха развел руками: с этим упрямым рутенцем нет никакого сладу. Хорошо бы завтра, когда будет решаться их судьба, он дров не наломал…

Утром следующего дня пленников вывели во двор замка. Баронесса Скунховен, которая отбывала восвояси, выразила желание попрощаться с Жилем, музыка и песни которого произвели на нее самое благоприятное впечатление. Хорошее настроение невесты передалось и Гийому де ла Марку, который сегодня оставил шкуру вепря в своей опочивальне и был одет по последней бургундской моде: в белую рубаху с жабо, пурпуэн из фиолетового бархата, а поверх всего этого — укороченный упленд[64]с меховой отделкой. На голове Арденнского Вепря красовалась охотничья шапочка под цвет пурпуэна с фазаньим пером, свою бородищу он тщательно причесал, а жесткие, словно кабанья щетина, волосы были сплетены в косичку.

Жанна д'Аршель подошла к Жилю, благосклонно потрепала его по щеке, сказала несколько слов, и отбыла вместе со своей охраной, которая не присутствовала на пиру. Ее охраняли итальянские наемники во главе с кондотьером. По взглядам, которыми обменивались черные рейтары и наемники, можно было понять, что они давние недруги. Так оно и было. Немцы, служившие по найму и обычно свято исполнявшие условия договора с нанимателем, терпеть не могли кондотьеров, которые после получения платы за свою работу часто переходили из одного воюющего лагеря в другой.

Арденнский Вепрь проводил свою невесту лишь до дороги. Вскоре он возвратился и подошел к пленникам, томившимся под стеной конюшни. Хмуро оглядев их с головы до ног, он задумчиво сказал, не оборачиваясь к Эрхарду, который стоял чуть позади барона:

— И что мне с ними делать…

— Как обычно. Потребовать выкуп.

— Ты думаешь, у этих бродяжек есть деньги? — Гийом де ла Марк хищно, как волк, ощерился — улыбнулся.

— Ну а ежели не захотят платить, то отправим их в ад, — жестко сказал Эрхард. — Нищие пленники нам не нужны.

— Музыкант сгодится. Уж больно хорош. Будет нас развлекать. А что касается остальных… С оружием умеешь обращаться? — спросил он Андрейку.