когда Арджун решил жить в мире смертных, он узнал, каково это – спать спокойно. Он до сих пор помнил первую ночь, проведенную в Новом Орлеане, чуть больше года назад. Помнил, как тропический воздух и ароматный бриз наполняли его легкие и убаюкивали пульс. Как он прогуливался по улицам Французских кварталов перед сном.

Конечно, это не Бомбей. Совсем нет. Однако было в Новом Орлеане что-то, заставляющее Арджуна чувствовать себя как дома. Что-то неотесанное. Настоящее. Он остановился тогда под лунным светом, чтобы перекусить бенье [74] и послушать издалека музыку, какой никогда прежде не слышал.

Разумеется, не все было идеально. Как и в Индии, Арджун заметил, что люди с более темным оттенком кожи обычно обслуживают людей со светлой. Когда мальчишка с коричневой кожей протянул жареный пончик Арджуну, тот встретил его взгляд и внимательно посмотрел на него. Мальчик кивнул, и Арджун с благодарностью улыбнулся в ответ.

Куда бы Арджун ни отправлялся, он всюду видел несправедливость. Это ощущение никогда не покидало его, неважно, прогуливался ли он по Козуэй [75] или ходил по хваленым улицам Малабар Хилл [76] в Бомбее. И даже когда он сидел на ступеньках университетской библиотеки в Кембридже, поджидая, когда друзья освободятся и смогут проводить его домой, без страха в одиночестве наткнуться на какого-нибудь разгневанного графа или герцога Мерилибона [77], который накричит на Арджуна просто за то, что он родился с неправильной кожей.

Где бы Арджун ни жил, он никогда не забывал, кем он был.

Однако та ночь в Новом Орлеане, когда он впервые уснул спокойным сном, обладала резким контрастом по сравнению с сегодняшней ночью, которую Арджун проводил в глубине горы Мораг, в самом ледяном сердце Сильван Вальд. Холодок пробежал у него по позвоночнику, и он покрепче укутался в старенькое одеяло. Так как он был этириалом, сильные жара и холод не пробирали его до костей как смертных людей. Однако Арджун все равно чувствовал себя промозгло и неуютно. Ему хотелось разжечь огонь, но, разумеется, очага в крепости изо льда и камня не было.

– Арджун? – прошептала Пиппа. – Ты не спишь?

Ее слова напомнили ему об их беседе, которая состоялась, как казалось, давным-давно и далеко-далеко.

– Нет, – ответил Арджун.

– Я… Я…

– Что-то не так?

– Я замерзла.

Арджун сел. Как только тонюсенькое одеяло спало, леденящий воздух коснулся его тела. Арджун присел на краю кровати и притянул Пиппу к себе. Ее зубы стучали, а плечи дрожали. Она вцепилась пальцами в его рубашку и прижалась лицом к шее. Трясущимися руками Пиппа отогнула край одеяла и затащила Арджуна на кровать рядом с собой. Арджун обнял Пиппу, но она продолжала дрожать рядом с ним, держась за рубашку.

Все это время, оказывается, Пиппа дрожала, а Арджун был слишком увлечен мыслями, чтобы заметить. Она уткнулась лицом в его руку, и что-то пробудилось в груди у Арджуна. Это чувство успокаивало. Будто бы он вдруг отыскал то, что потерял давным-давно.

– Я не могу уснуть, – призналась Пиппа.

– Я тоже.

Она колебалась, прежде чем заговорить снова. Арджун понял это по ее замедлившемуся дыханию.

– Тебя все сильно беспокоит? – спросила она наконец.

Арджун улыбнулся. Доброта Пиппы все-таки однажды ее погубит.

– Может, было бы куда проще, если бы я был кем-то другим, – сказал он.

Пиппа шмыгнула носом.

– Или чем-нибудь другим.

– Может, медведем. Тогда, по крайней мере, нам было бы теплее.

– Нет. – Пиппа покачала головой. – Пингвинами. Мне всегда нравились пингвины.

– Мне сказали, что они выбирают партнеров на всю жизнь.

Пиппа нахмурилась и спросила:

– Разве тебе не хотелось бы быть пингвином? Они кажутся такими радостными. Играют, резвятся и плавают целыми днями, а потом спят друг с другом бок о бок под небом, освещенным огнями северного сияния.

– Ну, полагаю, тогда я мог бы быть и пингвином, – согласился Арджун. – Если только и ты будешь пингвином.

Новая дрожь пробежала по телу Пиппы. Арджун прижал ее к себе крепче, и в ответ она его обняла. От Пиппы пахло солнечным светом весеннего дня. Арджун не смог совладать с собой и сделал глубокий вдох. Напряжение в груди спало почти окончательно. Тепло Пиппы успокаивало и душу Арджуна, и тело.

– Можно попросить об одолжении? – спросила она, когда наконец-то перестала так сильно дрожать.

– Разумеется.

– Я была бы благодарна, если бы завтра мы сделали вид, что этой ночи не было.

Арджуна развеселили ее слова, однако в сердце странно кольнуло.

– Разумеется, – повторил он. – Я унесу этот секрет с собой в могилу.

– Но ты же бессмертный.

– Это просто формальность, мери пуаари. Я ни с кем не делюсь тайнами, если только мне не предложат хорошую сумму денег.

Арджун был готов поклясться, что Пиппа теперь улыбается.

– А ты знаешь, что все лебеди в Англии принадлежат королеве? – спросила она.

– Знаю. Я узнал об этом в тот самый день, как ступил на берега Англии, – пошутил он. – А ты знала, что первые в мире бинты, которыми пользовались люди, были из паутины?

– Правда? Я не знала.

– Мне отец сказал.

– Думаю, ты очень любишь своего отца.

Арджун не сразу ответил, но потом сказал:

– Любил.

– Он умер?

– Нет.

На секунду воцарилось молчание.

– Но ты с ним не видишься?

– Нет. Не вижусь. – Арджун сделал глубокий вдох. – Поэтому-то я и получился такой никчемный, – пошутил он. – У меня не было хорошего примера для подражания.

Пиппа села и посмотрела на него.

– Ты часто так делаешь, – сказала она. – Шутишь, когда чувствуешь себя некомфортно.

– Увы. – Он прищурился. – Однако я не один здесь избегаю сложных бесед.

Пиппа отвела глаза.

– Кто такие Лидия и Генри, Пиппа? – спросил Арджун.

Она поджала губы, будто бы стараясь не проговориться.

– Филиппа, – сказал он мягко. – Ты не обязана рассказывать мне, если не хочешь. Но я здесь и готов тебя выслушать, когда ты будешь готова.

– Я хочу тебе рассказать, – прошептала Пиппа. – А ведь я уже очень давно не хотела никому рассказывать. – Она закрыла глаза и продолжила: – Это мои братик с сестренкой. Я оставила их в Ливерпуле с тетей Имоджин, пообещав, что заберу до конца года. Все, что я сделала: переезд в Новый Орлеан, помолвка с достойным молодым человеком, – все это для того, чтобы я смогла забрать их в Америку, заботиться о них и оберегать.

– Не понимаю, почему ответственность за них оказалась на тебе. А что насчет ваших родителей? – спросил Арджун. – Твой отец ведь герцог. Разве у него нет возможности…

– Мой отец отбывает пожизненный срок в английской тюрьме за Йоркширом за страховое мошенничество.

Впервые за