лоскут от рубашки и сделал своего рода ожерелье, на которое в итоге повесил часы и кольцо с компасом, завязав их под горлом, рядом с талисманом, который сделала для него Валерия Генри.

Куда безопаснее оставить часы с кольцом при себе, чем с вещами.

Майкл посмотрел на светлый клочок неба. Все было затянуто тучами из-за снежной бури, однако едва заметный лунный свет все же умудрялся просочиться сквозь пелену тяжелых облаков. Майкл закрыл глаза и приготовился.

Боли, которую он ожидал почувствовать, не последовало. Обращение прошло легко, и магия пробежала по его спине волной тепла. В Новом Орлеане Майкл чувствовал, как ломается каждая косточка в организме, когда он обращался. Чувствовал, как клыки пронзают кожу рта. Как когти разрывают его ногти на руках и ногах, когда вырастают, – точно все это было какой-то жуткой средневековой пыткой.

Сейчас же Майкл удивился легкости, с которой прошло обращение в Сильван Вальд. В мгновение ока он стал волком, и его глаза теперь отлично видели ночной лес вокруг. Мех на теле теперь согревал. Фыркнув, Майкл вошел в убежище между корней, остановившись рядом со стопкой одежды.

Он едва начал проваливаться в сон, когда в ноздри ему ударил новый запах. Владелец этого запаха двигался медленно и немного жеманно. Даже издалека Майкл увидел, что одна из передних лап зверя отсутствовала. Однако зверь двигался так, будто специально хотел, чтобы Майкл это видел. Будто наблюдал за ним все это время.

Когда волк подошел ближе, Майкл осознал, что это волчица. С пронзительными глазами и надменным видом. Волчица подошла еще ближе, совершенно не боясь того, что Майкл встал в воинственную позу. Вместо того чтобы отступить, волчица уселась напротив него, поджидая, пока Майкл перестанет рычать и выслушает ее. Он знал, что это не просто волчица. Отчасти он, наверное, узнал ее уже издали.

Эмили Сен-Жермен. Эмили Ла Люп, которую изгнал в замерзшие земли ее собственный брат после того, что произошло на корабле несколько недель назад.

Она принесла Майклу столько боли. А он отнял у нее любимого – своего двоюродного брата Луку.

Теперь же они смотрели друг на друга во мраке. Ни одному из них негде было прятать оружие. Если Майкл на нее нападет, у него будет преимущество из-за ее раны. Если же она на него нападет, у нее будет преимущество из-за возраста и сноровки. И бесстрашия Сен-Жерменов.

На самом деле они были равны. А значит, обе их жизни были в руках – лапах – друг у друга.

Майкл перестал рычать. Он слишком хорошо знал, куда может привести жестокость.

«Вижу, ты нашел дорогу домой, Майкл Гримальди».

Ее слова в голове застали его врасплох, и из его пасти снова вырвался угрожающий рык.

«В Сильван Вальд волки способны общаться друг с другом без слов. Это очень бы помогло нам в Новом Орлеане, когда это было так важно, не так ли?»

Майкл продолжил рычать, однако теперь в душу закрались сомнения.

«Отвечай мне мысленно, – продолжала Эмили. – Так, как если бы ты разговаривал сам с собой».

Майкл опустил глаза на ее отсутствующую лапу. Остальные ее лапы задрожали, когда она сделала еще шаг ему навстречу, внимательно за ним следя.

«То, что с тобой сделали, неправильно», – даже в голове его голос прозвучал неохотно.

«Моему брату было важно показать власть, которую я у него отняла. Так что, естественно, он отнял ее у меня». – Эмили снова села перед ним.

«И ты не злишься? – спросил Майкл. – Я бы разозлился».

«Ну, разумеется, я злюсь. Однако еще меня одолевает печаль».

Майкл заскулил.

«Пожалуйста, знай, что я не хотел стрелять в Луку».

«Знаю. Однако на этот раз моя печаль преподала болезненный урок». – Она подняла голову и посмотрела на луну. – Она дала мне понять, что жестокость может привести лишь к большей жестокости. К новым кровопролитиям. И новым смертям. Я хочу с этим покончить».

Майкл ничего не ответил.

«Ты мне не веришь? – спросила Эмили. – Понимаю. На это потребуется время. Однако у меня есть доказательства того, что в Сильван Уайль создают оружие, способное уничтожить все, что осталось от Сильван Вальд».

«Ты видела это оружие?» – Волчьи глаза Майкла округлились от изумления.

«Я слышала о нем. Слышала от тех, кто стал свидетелем неописуемых мучений. Слышала от тех, кому уже нечего терять. Майкл, ты лучший из нас. Лука часто говорил о твоем чувстве справедливости. Твой интеллект его поражал, даже когда ты был еще мальчишкой. Поможешь мне положить конец этой нелепой войне раз и навсегда?»

И снова Майкл не ответил, хотя боль пронзила грудь, точно острый кинжал. Лука был ему родным и близким, как старший брат. Майкл подозревал, что сейчас Эмили пытается воспользоваться чувством вины, чтобы манипулировать им, однако от этого ее оружие не становилось менее эффективным.

Майкл столько всего потерял. И снова он посмотрел на ее рану. Каково это – потерять руку или ногу? Как она выжила с такой раной в этих замерзших землях?

Эмили Сен-Жермен тоже немало всего потеряла.

Она продолжала:

«Тебе потребуется время, я понимаю. Однако Лука бы мне помог. И я надеюсь, ты готов сделать то, что потребуется, чтобы гарантировать нашему виду безопасность. Ради него. Хотя бы раз мне хочется почтить память того, кого я любила и потеряла». – Эмили снова поднялась, точно собираясь уйти.

«Там холодно, – заметил Майкл. – Не хочешь остаться здесь, пока не закончится буря?»

Эмили замерла. Затем, прихрамывая, подошла к нему, опустилась на землю и заснула.

Невозможно перейти озеро, просто стоя и глядя на воду

РАБИНДРАНАТ ТАГОР

Арджун таращился в потолок их небольших покоев. Пиппа спала в его объятиях, ее губы подрагивали, а лоб беспокойно морщился во сне. Арджун посмотрел на нее. Посмотрел на нежный изгиб ресниц, отбрасывающих тени на скулы. На губы, поджатые и выдвинутые чуть вперед. На кудряшки, упавшие на лоб.

Что-то кольнуло Арджуна в самое сердце. А следом пришло недовольство.

Будь оно все проклято! Арджуну не все равно. Пиппа важна ему… слишком важна. И как бы он ни старался, он не мог не вспоминать слова Сюнана.

Могла ли Пиппа Монтроуз любить его? А он и правда… любил ее в ответ?

Она вздохнула во сне, и испуг исказил черты ее лица.

До сегодняшней ночи Арджун лишь гадал, что может беспокоить такую девушку, как Пиппа. Он видел девушек в Кембридже, когда те приезжали навестить братьев и кузенов, видел их белоснежные зонтики, трепыхающиеся на солнечном ветру, и