Шрифт:
Интервал:
Закладка:
готовьтесь! Лантенак и Кадудаль, Фротто и Рошжаклен выйдут из подполья – и «белые» вновь пойдут на Столицу…
А что на деле? Беглецы, прячущиеся в тайном убежище, антисоветские публикации… Правда, существовала еще неуловимая группа Фротто, были налеты на лагеря, связи с Семеновым и японцами… Так, может, они в Большом Доме не замечают главного, и пока группа пытается взять след бежавших «красных профессоров» и комсомольских активистов, где-то незаметно зреет мятеж? А все эти спрятанные нужны, чтобы придать будущей власти оттенок преемственности, когда в кабинеты министров – или, может, по-прежнему наркомов – сядут не эмигранты, а бывшие бухаринцы и рютинцы…
Стоп! Здесь уже начиналась, по выражению Михаила, художественная литература. Пустельга помотал головой, отгоняя нелепые фантазии. Спешить не следовало, спешить просто опасно…
Он вновь взялся за книгу. Итак, фрегат «Клей-мор», английский корабль с экипажем из французов-эмигрантов готовится выйти из гавани…
Внезапно потух свет. Пустельга вздохнул и аккуратно закрыл роман. В Ташкенте он привык к подобному: электричество в городе то и дело пропадало – иногда на день, а то и на два. Странно, что такое бывает и в Столице. Или, может, выбило пробки?
Сергей заставил себя подняться и подойти к двери. В подъезде света не было. Оставалось лечь спать, тем более время действительно позднее. Пустельга направился на кухню, чтобы глотнуть холодного чаю, и вдруг остановился.
В дверь стучали. Вначале показалось, что это просто капли дождя ударяют по стеклу, но стук был совсем другим. Да, конечно, электричество пропало, звонок не работал, и кто-то, вероятно сосед по площадке, явился с предложением отремонтировать распределительный щит…
Пустельга подошел к двери и уже хотел было открыть замок, как вдруг откуда-то из неведомых глубин вынырнул страх. Ночь, пустая квартира, темнота… Он откроет дверь – и…
Сергей обозвал себя трусом. Если «Вандея» решила его убрать, то обошлась бы без подобных эффектов. Пустельга имел представление, как организуются такие акции: некоторые он планировал лично. Но страх не проходил. В дверь вновь постучали. Пустельга вздохнул, решив, что распределительный щит чинить не будет, – и открыл дверь.
– Сергей Павлович? Товарищ Пустельга? Голос был женский. От неожиданности Сергей отшатнулся, успев подумать о соседке, также заинтересованной в починке освещения. Но тут же понял, что ни сгинувшее электричество, ни соседи тут совершенно ни при чем. Женщина, вернее молодая девушка, невысокая, в расстегнутом легком плаще, была явно с улицы, от нее пахло дождем и почему-то бензином. В полутьме подъезда невозможно было разглядеть ее лицо, но голос вдруг показался знакомым.
– Д-да… Это я… – нашелся наконец Пустельга.
– Я Вера… Вера Лапина… Мне надо с вами… Можно зайти?
На тебе! На миг стало жарко, и снова вернулся страх. Что-то случилось, и конечно, очень скверное. Даже не будь всего прочего, этот визит среди ночи мог удивить и напугать кого угодно.
– Можно зайти? – растерянно повторила девушка, заметив, что Пустельга молчит. – Я промокла, там так холодно… Мне очень надо поговорить…
Сергей наконец опомнился. В любом случае держать гостью на лестничной площадке не полагалось, к тому же девушку, вдобавок промокшую и замерзшую. И тут Пустельга сообразил, что, ко всему, он не одет.
– Заходите. Прямо по коридору, вторая дверь направо. Я сейчас…
Он поспешил в комнату и быстро накинул одежду. Вернувшись, запер дверь и провел гостью к себе. Случайно прикоснувшись к ее руке, он почувствовал ледяной холод: Вера, похоже, действительно замерзла, как будто на улице была не осень, а самая лютая зима.
– Погодите, я сейчас заварю чай…
– Не надо… – Лапина бессильно опустилась на край кровати – больше садиться было некуда – и помотала головой. – Если можно – полотенце: у меня волосы промокли.
Чай Сергей все-таки поставил. В одной из вчерашних бутылок оставался еще глоток коньяку. Вера между тем тщательно вытирала волосы, они оказались длинными, по пояс. Тусклый свет падал из окон, за которыми горели уличные фонари, и Пустельга смог разглядеть ее лицо. Да, Вера, наверно, была красива, но теперь в полумраке черты лица странно заострились, кожа казалась бледной и какой-то пепельной. Впрочем, и сам он, очевидно, выглядел сейчас не лучше.
– Спасибо. – Вера глотнула коньяку, на губах мелькнула невеселая улыбка.
– Я думала, что вы меня не пустите. Но мне было некуда идти. Сергей Павлович, вы, конечно, на меня сердитесь…
– Давайте просто: Сергей, – предложил Пустельга. – Я не сержусь. Вера… Можно просто Вера?..
– Да, конечно. – На губах вновь промелькнула улыбка. – Давайте все-таки познакомимся…
Ее маленькая ладонь обожгла холодом, и Сергей пожалел, что коньяку осталось так мало.
– Вера, у вас руки ледяные! Вы не больны?
– Не знаю. Весь день я ходила по улицам, пыталась ездить в метро, чтоб согреться, но потом мелочь кончилась, а кошелек я забыла. Сергей, давайте я все сразу расскажу, чтоб хоть немного оправдаться перед вами…
Девушка говорила тихо, голос был растерянный и какой-то безнадежный, словно Вера заранее знала, что ей не поверят. Странно, но от нее веяло холодом, будто девушка действительно пришла с лютого мороза, и Пустельга запоздало подумал о своей шинели.
– Вы знаете, я попала в плохую историю. Переписывалась с одним человеком… Он был военным. Мы познакомились после одного спектакля… Хотя теперь это уже неважно… Потом его арестовали, и мои письма и фотографии оказались у Рыскуля. Дальнейшее вы знаете, Сергей… Это было страшно, и мне впервые в жизни захотелось умереть…
Она замолчала надолго. Пустельга не торопил. Он уже пришел в себя и теперь слушал, девушку не только с сочувствием, но и с профессиональным интересом. До сих пор она говорила правду: в таких случаях Сергей не ошибался. Он встал и снял с вешалки шинель.
– Спасибо, мне не холодно… – Вера покачала головой, но Пустельга все же накинул шинель на ее плечи. – Потом… Я попросила кое-кого из знакомых… Мне обещали помочь, но затем сказали, что это все безнадежно. И тут пришел Микаэль…
– А кто такой этот Микаэль? – как можно равнодушнее поинтересовался Пустельга. Девушка, похоже, удивилась:
– Миша? Ну, его у нас все знают! Это же сын Александра Ахилло, очень симпатичный молодой человек, такой общительный. Я с ним, в общем, не была знакома, но он часто приходил к нам в театр…
В общем, он вызвал меня и отдал документы. Я так и не поняла, откуда они у него…
Сергей кивнул: Вера по-прежнему не лгала. Пустельга постарался сосредоточиться: сейчас начнется главное, и он должен понять, где правда, а где – нет…
– Я так обрадовалась… Вы, конечно, понимаете… – Лапина вновь покачала головой, мокрые волосы упали на лицо. – В то утро мне казалось, что есть все-таки Бог на свете. А потом мне позвонили – в тот же вечер. Голос мужской, незнакомый… Сказали, что документы достали вы, назвали вашу фамилию и номер телефона. Вначале я ничего не сообразила и позвонила вам сказать спасибо. Теперь я понимаю, что этого, наверно, не надо было делать…