Блайхер устроил Одетте и Питеру три свидания. От Питера ей стало известно, что немцы и к нему относятся с известным почтением, как к племяннику Уинстона Черчилля, и, видимо, рассчитывают использовать его как заложника или для обмена на какого-нибудь высокопоставленного пленника.

19 августа Блайхер последний раз увиделся с Одеттой. Он сказал, что ее, скорее всего, не расстреляют, а отправят в Германию, и распрощался с ней.

В конце октября Одетта серьезно заболела и начальник тюрьмы перевел ее в более комфортабельную камеру. Там содержались еще три женщины, участницы Сопротивления. Ее здоровье начало улучшаться, и вскоре ей заменили соседок, подселив проституток и мелких воровок. Когда ей опять стало хуже, начальник тюрьмы предложил работу в швейной мастерской: там было теплее и светлее. Одетта занималась изготовлением тряпичных кукол.

11 ноября ее вновь отвезли в гестапо. Там спрашивали о капитане Черчилле: как, когда и где он прибыл во Францию, прыгал ли он с парашютом, с кем были контакты — и так далее.

На этот раз Одетта давала показания. Она объяснила, что Черчилль — лишь пешка в ее руках, его роль в Сопротивлении незначительная. Он просто здоровый, крепкий мужик, который исполнял ее приказания. Если гестаповцы хотят тратить время на его допросы о том, чего он не знает, это их заботы.

Несколько недель спустя, в ночь под Рождество, надзирательница по секрету сообщила, что Питер Черчилль отправлен в Германию, в штаб-квартиру гестапо. Почему-то именно теперь у Одетты возникла уверенность, что он останется жив и переживет войну.

12 мая 1944 года в камеру вошла надзирательница и, оглядев Одетту с ног до головы, сказала:

— Фрау Черчилль, соберите свои вещи. Вас отправляют в Германию.

Тюремному священнику Одетта передала письмо для своих дочерей. Он пообещал, что если останется жив, то после войны сумеет найти девочек и вручить письмо.

Сокамерницы тепло проводили Одетту. Одна дала ей свою ночную рубашку, другая — букет сирени. Даже начальник тюрьмы принес ей на прощание такой же букет. Они обменялись рукопожатиями.

Одетту доставили в штаб-квартиру парижского гестапо. Здесь она встретила своих будущих спутниц, таких же, как она, агентов УСО. Теперь они могли свободно говорить обо всем, называть свои подлинные имена. Все они, кроме Одетты, погибнут в лагерях Натцвейлера и Дахау, причем не будучи судимы и официально приговорены к смерти. И лишь Одетта Сансом — «фрау Черчилль», приговоренная трибуналом к смертной казни, останется жива.

В шесть часов вечера женщин попарно сковали наручниками и объявили, что в случае попытки к бегству охрана будет стрелять. Заключенных усадили в обычный поезд, привезли в Карлсруэ, где поместили в тюрьму. Только там сняли наручники.

В тюрьме Одетта провела два месяца. Однажды ее отвели в кабинет начальника, где ожидал корреспондент «Фёлькишер беобахтер»: «Он специально приехал из Берлина, чтобы проинтервьюировать «фрау Черчилль». Это большая честь для нее».

Она отказалась разговаривать, и ее отправили обратно в камеру. Соседки расспрашивали о привычках и пристрастиях сэра Уинстона, даже эсэсовцы интересовались ими.

Из Карлсруэ путь Одетты лежал дальше и окончился в женском лагере Равенсбрюк. Созданный в 1939 году и рассчитанный на шесть тысяч заключенных, он к январю 1945 года насчитывал их более сорока тысяч. За время существования сто тысяч женщин были умерщвлены в нем. Ужасы нацистских лагерей описаны неоднократно, и нет нужды повторяться.

По прибытии в лагерь Одетта была сразу же доставлена в кабинет коменданта лагеря оберштурмбаннфюрера Фрица Зюрена. Он долго рассматривал ее и, наконец, спросил:

— Вы говорите по-немецки?

— Нет.

Сделав усилие, комендант перешел на свой школьный английский:

— Вы родственница Уинстона Черчилля?

— Мой муж его дальний родственник.

— Так. Здесь, в лагере, вы больше не фрау Черчилль. Ваше имя — фрау Шурер.

— Я столько раз меняла имя, что одним больше или меньше, не имеет значения.

— Вас посадят в бункер, лагерную тюрьму.

— Как прикажете.

— Вы будете питаться и выполнять все требования, как и другие заключенные тюрьмы. Никаких книг, прогулок, бани.

Ее отвели в подземную камеру в бункере. Ровно сто дней и ночей просидела она в нем. Только мысли о прошлом, о детях поддерживали ее. И надежда на то, что все, происходящее с ней, скоро должно кончиться — так или иначе.

Однажды ее оставили на неделю без пищи, так как союзные войска высадились на юге Франции.

У Одетты начался сильный кашель. Она задыхалась. Ее отвели в лагерный госпиталь, где сделали рентгеновский снимок, дали выпить какое-то лекарство и пустили капли в глаза.

Неделю спустя появился Фриц Зюрен:

— Мы получили рентгеновский снимок. Все следует изменить. Мы переведем вас наверх, в лучшую камеру, как только она освободится. Вы получите хорошую пищу, прогулки. Если заболеете, положим в госпиталь. Все следует изменить.

Только через три недели ее перевели в другую камеру с видом… на крематорий. Здесь было светлее, но уже надвигались осень и зима, и холод пронизывал все ее существо.

Советская Армия уверенно шла вперед, и Равенсбрюк оказывался в полосе ее наступления.

Сам Генрих Гиммлер изволил навестить лагерь. Он приказал эвакуировать всех, кто может идти, а старых и больных умертвить. Начались массовые экзекуции. Одетту не трогали. Более того, когда в феврале у нее заболел зуб, отвели к лагерному зубному врачу, тому самому, который позднее был осужден на пятнадцать лет тюрьмы за то, что издевался над живыми и выдергивал золотые коронки у мертвых.

Март сменился апрелем. 16 апреля началось наступление Советской Армии на Берлин, и в тот же день поступил приказ Гиммлера о том. что ни одной живой души не должно остаться в бункере. Последние дни пламя печи в крематории пылало днем и ночью, и тяжелый смрад сгоревших человеческих тел душил и вызывал тошноту.

28 апреля Одетте исполнилось тридцать три года, а накануне вечером комендант вошел в камеру, долго смотрел на нее и сказал:

— Завтра в шесть часов утра вы покинете это место.

Всю ночь Одетта гадала над словами Фрица Зюрена и мысленно прощалась с жизнью. Но в этот день ее никто не тронул, хотя большой караван заключенных под сильной охраной вышел за ворота лагеря.

Минули 29, 30 апреля. В этот день Знамя Победы взвилось над рейхстагом.

1 мая обитателей бункера собрали в одном месте и усадили в тюремную машину. Весь день их куда-то везли, то останавливаясь, то снова набирая скорость. Снаружи стреляли — охрана или еще кто-то, неизвестно. Вечером оказались в каком-то другом лагере.

Весь следующий день в лагерь прибывали новые люди, и пьяные эсэсовцы забавлялись стрельбой по ним.