было написано: «водка». Волосы у нее были небрежно стянуты на макушке резинкой, а на коже под глазами комочками чернела вчерашняя тушь.

– Нет, – сказала я. – А что? И кстати – неужели ты ехала в метро в таком виде? У тебя такой вид, словно ты сбежала из психушки.

Мэгги выхватила из кармана мобильник.

– Вчера вечером твой Макс получил травму.

Мое сердце подпрыгнуло в груди, пропустив удар или два.

– Что? О чем ты говоришь?

Мэгги набрала на мобильнике несколько слов и развернула экраном ко мне. На экране возникла фотография хоккейной площадки: несколько игроков, опустившись на одно колено, стояли вокруг распростертого на льду тела, над которым колдовали санитары.

«…Во время сегодняшнего благотворительного матча в пользу Национального фонда Альцгеймера, – услышала я голос репортера, – новый игрок лос-анджелесских “Сабель” Макс Ярвуд неожиданно рухнул на лед. Это произошло во втором периоде, когда знаменитый нападающий прорывался к воротам противника, чтобы совершить бросок по воротам. Во время этой атаки игрок не сталкивался ни с кем из защитников, поэтому характер полученной им травмы остается невыясненным. На “скорой” Макса Ярвуда доставили в Седарс-Синайский медицинский центр. По нашим сведениям, состояние игрока остается тяжелым, но стабильным. О причинах его неожиданного падения, вызванного потерей сознания, по-прежнему не сообщается».

– О боже! Тяжелое, но стабильное состояние? Что, по-твоему, это может значить?

– По пути к тебе я загуглила. Это значит, что Макс, скорее всего, в реанимации, но его состояние не ухудшилось.

– В реанимации? – Паника железной хваткой стиснула мне горло. – Но что могло с ним случиться?

– Понятия не имею. Я спешила к тебе, хотела перехватить тебя до того, как ты отправишься на переговоры с банком. Я боялась – ты услышишь новости по дороге и… расстроишься.

Я медленно опустилась на стул.

– Что же делать? Его родные живут в других штатах. Что, если Макс там совсем один? Может, мне нужно к нему поехать?

– Даже не знаю, Джо… В конце концов, вы ведь расстались, так что… Формально ты ни при чем. Да и пресса небось раздула сенсацию из обычного падения. Макс мог потерять сознание в результате обычного обезвоживания или… кто знает? Может, он подвернул ногу, споткнулся и ударился головой об лед.

– Да, может быть… – Мне по-прежнему было трудно дышать, в ушах стучала кровь, перед глазами все плыло. – Я могла бы ему хотя бы позвонить.

– В Калифорнии сейчас три часа ночи.

– Черт. Ты права. – Я вздохнула. – Переговоры с банком у нас назначены на восемь. К десяти они, наверное, закончатся. В Лос-Анджелесе в это время будет уже семь… Я позвоню Максу и узнаю, в чем дело.

– Вот это правильно, – одобрила Мэгги.

– Дай мне на минуточку твой телефон, я хочу посмотреть видео. Там ведь было и видео, правильно?

На этот раз я увеличила картинку и, не слушая болтовню репортера, сосредоточила все свое внимание на Максе. Он не двигался. Он просто лежал и не реагировал, пока санитары пытались привести его в чувство. Просмотр вызвал у меня еще более тяжелое чувство. Быть может, мы больше не пара, подумала я, но если с ним что-то случится, я никогда себя не прощу. В конце концов, это я виновата в том, что Макс отправился в Калифорнию намного раньше, чем собирался.

* * *

– Черт, черт, черт… – бормотала я себе под нос, поднимаясь по лестнице со станции подземки. Телефон Макса не отвечал, хотя я звонила ему уже минут двадцать – с тех самых пор, как закончилась моя встреча с представителями банка. Гудки, гудки, гудки, и в конце – переадресация на голосовую почту… Оставлять сообщение мне не хотелось, но сейчас я подумала, что у меня нет другого выхода.

– Привет, Макс, это Джорджия, – сказала я, как только в трубке прозвучал сигнал. – Я видела сегодняшние новости – там сказали, что ты потерял сознание во время игры и что теперь ты в реанимации. Состояние «тяжелое, но стабильное» – так они сказали, и я решила позвонить, узнать, как ты там. Перезвони мне или напиши, как только сможешь. – Я немного помолчала. – Надеюсь, ты в порядке.

Наш офис находился всего в двух кварталах от метро, но я еле переставляла ноги. Мои внутренности стянуло словно тугим узлом, а Макс все не звонил, и с каждой минутой я чувствовала себя все более подавленной. Я совершенно не помнила, как шла по улице, натыкаясь на прохожих, как входила в вестибюль. В лифте телефон не ловил сигнал, и за эти короткие тридцать секунд я совершенно извелась – так сильно я боялась пропустить звонок Макса. Как только двери открылись, я пулей выскочила в коридор и сразу кинулась проверять телефон. Все так же не отрывая взгляда от экрана, я вошла в приемную и двинулась к дверям своего кабинета.

– Джорджия?

Голос показался мне знакомым, но я узнала говорящего, только когда обернулась.

– Тейт?

Увидев Тейта Ярвуда, я сначала испытала облегчение. Я была уверена, что он сможет рассказать мне, что случилось с Максом и как он себя чувствует, однако мое облегчение тотчас испарилось, когда я увидела, в каком он состоянии. Тейт был бледен, щеки ввалились, глаза были обведены темными кругами, а светлые волосы, которые обычно были аккуратно подстрижены и уложены, торчали в разные стороны, словно он пытался их вырвать. Одного взгляда на него оказалось достаточно, чтобы меня затошнило от страха.

– Мы можем поговорить?

– Что с Максом? С ним все в порядке?

Тейт нахмурился и покосился на секретаршу в приемной, которая смотрела прямо на нас.

– У тебя есть комната, где мы могли бы поговорить? – повторил он.

Я ответила не сразу, – сейчас я могла думать только о Максе, – но в конце концов взяла себя в руки и кивнула. Проведя Тейта в свой кабинет, я поплотнее закрыла дверь и повернулась к гостю.

– Что с Максом?

– Может, сначала присядем?

Я покачала головой.

– Ты меня пугаешь… Скажи мне наконец, что с ним?

Тейт прерывисто вздохнул.

– Сейчас его оперируют, но положение очень серьезное.

Комната закачалась у меня перед глазами, и я подумала, что сейчас потеряю сознание. Тейт был прав – мне следовало присесть. Прижимая обе руки к животу, я рухнула на кресло для посетителей.

– Что случилось?

– У Макса была аневризма. Давно. Она разорвалась.

– О боже! – Я прижала ладонь к губам. – Как у… у Остина? И у вашего отца?

Кивнув, Тейт сел напротив меня.

– Да. Аневризма передается по наследству. После того как у Остина нашли аневризму брюшной артерии, врач посоветовал нам всем пройти обследование. Максу не повезло – единственному из нас.

– Ты сказал, вы все прошли обследование, когда эту болезнь обнаружили у Остина. Значит, Макс знал про аневризму? Знал все эти десять лет?

Тейт кивнул.

– Да. В отличие от Остина, у Макса аневризма мозговой артерии, и расположена она в том отделе мозга, который контролирует двигательные навыки. Поэтому с самого начала существовала большая вероятность того, что в случае ее удаления хирургическим путем Макс не сможет играть в хоккей. – Тейт покачал головой. – Макс знал… А самое паршивое, что в течение этих десяти лет он ни разу не обращался к врачам и не проходил обследование. Только месяц назад Макс решился на повторную томографию, которая показала, что аневризма увеличилась. На прошлой неделе он записался на операцию. Его должны были оперировать во вторник, но аневризма разорвалась раньше – во время вчерашней игры. В последние несколько дней у Макса болела голова, но он списывал это на стресс. Сейчас врачи говорят, что это были угрожающие симптомы и что ему нужно было оперироваться немедленно.

– А операция… поможет?

– Врачи делают все возможное. Мне сказали, что первые двадцать четыре часа будут решающими. По их словам, существует примерно сорокапроцентная вероятность того, что Макс не… не выдержит, поскольку аневризма разорвалась сама. Но даже если он выживет, не исключены последствия – от нарушения двигательных функций до… до более серьезных.

Я резко встала.

– Ты сейчас едешь к нему? Я поеду с тобой.

– Я прилетел сюда из Лос-Анджелеса ночным рейсом, чтобы рассказать тебе о том, что случилось. Сейчас мне нужно возвращаться в аэропорт, чтобы лететь обратно.

– Ты прилетел в Нью-Йорк только для того, чтобы рассказать мне о Максе?

Тейт кивнул.

– Когда Макс решился на операцию, он взял с меня обещание, что я лично расскажу тебе обо всем, если… если с ним что-нибудь случится. Я думаю, он отважился на хирургическое вмешательство только из-за тебя.

– Из-за меня? Но ведь мы расстались и…

– Я в курсе. Операция пугала