Не хочу вас пугать, но самопроизвольный разрыв аорты очень опасен. В этом случае ваши шансы сохранить жизнь будут гораздо меньше, чем при хирургическом вмешательстве, в ходе которого врач проводит иссечение пораженного участка или установку эндопротеза.

– А она обязательно должна лопнуть?

– Предсказать это с уверенностью не может никто. Некоторые люди живут с аневризмой всю жизнь и даже не знают о своих проблемах. Много зависит от размера и темпов ее роста. Если бы обнаруженная у вас аневризма была небольшой, я бы, возможно, и посоветовал вам не спешить с операцией, однако ваша аневризма очень большая. И за месяц, прошедший с последнего КТ-сканирования, она стала еще больше.

Остин посмотрел на мать.

– А как было у папы? – спросил он. – У него была большая аневризма?

Мама нахмурилась.

– Я не знаю.

Он снова повернулся к врачу.

– Сколько времени займет выздоровление?

– После операции вы проведете несколько дней в больнице, потом вас выпишут домой, под наблюдение врача. Большинство пациентов возвращаются к привычному образу жизни в течение месяца-полутора. Полное восстановление займет месяца два-три.

Остин глубоко вздохнул.

– Какие осложнения могут возникнуть во время операции?

– Самая большая опасность – это кровотечение и инфекция. Кроме того, не все люди хорошо переносят наркоз, однако для человека в вашем возрасте, не имеющего других заболеваний, современный наркоз практически безопасен. Мы проводим довольно много подобных операций – и весьма успешно.

Брат посмотрел на меня.

– Что бы ты сделал на моем месте, Макс?

– Я тебе уже говорил. Я бы рискнул. Если ждать слишком долго, аневризма станет слишком большой и может лопнуть прямо во время операции, как было с папой. Кроме того… ты уже еле ходишь, а дальше будет только хуже. Нужна тебе такая жизнь?

– Нет, но… Я хочу жить!

Я покачал головой.

– Ты спрашивал мое мнение, я его высказал. Если не можешь жить так, как тебе хочется, значит, ты умираешь.

Остин долго смотрел на меня. Наконец он кивнул и повернулся к доктору.

– Как скоро вы сможете сделать эту операцию?

Доктор Уоллес улыбнулся.

– Чтобы ответить на этот вопрос, мне надо проконсультироваться со старшей сестрой операционного блока. Она скажет, когда у нас ближайшая свободная дата.

– Большое вам спасибо, доктор, – сказала мама.

Врач кивнул.

– Да, еще одно… Я не уверен, говорил ли вам об этом доктор Джаспер, но и Макс, и все остальные ваши дети тоже должны пройти обследование.

– На предмет наличия аневризмы аорты в брюшной полости?

Доктор Уоллес кивнул.

– На предмет наличия аневризм вообще. Аневризма была у вашего мужа, теперь ее обнаружили у Остина. В случаях, когда эта патология встречается у двух или больше близких родственников, мы рекомендуем пройти соответствующее обследование всем членам семьи, которые связаны прямым родством. Существует весьма высокая вероятность того, что у них тоже наличествует это заболевание. Мы называем это явление семейной аневризмой.

Глава 29

Макс

– Я купила билеты на этот твой товарищеский матч, – сказала мама. – Да, я знаю, что он состоится только на следующей неделе, но я решила прилететь пораньше, чтобы своими глазами увидеть, как ты устроился на новом месте.

– Я же говорил, что мне дадут бесплатные билеты, – ответил я. – Я просто забыл написать тебе, что они уже у меня…

– Это благотворительный матч, – возразила она. – Поэтому я подумала, что будет правильнее за них заплатить.

Я только кивнул в ответ и ткнул вилкой в жаркое в горшочке, которое мама готовила мне каждый раз, когда мы встречались. Это было мою любимое блюдо.

– У тебя все в порядке, Макс?

– Да. Все отлично.

Мама окинула меня взглядом, который еще в детстве я и мои братья называли «мамин рентген». И надо сказать, что это средство было покруче любой «сыворотки правды». Никто из нас не знал, в чем тут фокус, но одного взгляда маме, как правило, хватало, чтобы с абсолютной точностью установить, что старался скрыть каждый из нас. Иногда мне казалось, что мама и так знает о нас абсолютно все и что она просто терпеливо ждет, пока мы вывалим ей всю правду.

Вздохнув, я провел пятерней по волосам.

– Я очень скучаю по Джорджии.

Мама похлопала меня по руке.

– Что стряслось? Мне казалось – у вас все хорошо, а будет еще лучше. Может, вы поссорились?

– Нет.

– Тогда в чем дело? Тебе сейчас все равно нечего делать, так почему бы тебе не сесть в самолет и не слетать в Нью-Йорк? До начала тренировок еще целая неделя, и ты мог бы провести это время с ней.

– Она не хочет меня видеть.

– Значит, вы все-таки поссорились?

Я покачал головой.

– Нет, мы не ссорились. На самом деле все гораздо сложнее…

– Ну-ка, рассказывай! Рассказывай все! Ты ее чем-нибудь обидел?

– Вовсе нет. Просто… – Я нахмурился и посмотрел на мать. – Просто я не хочу, чтобы ей стало больно, если я… если меня… Ну, ты знаешь.

Мама кивнула. Она поняла меня с полуслова.

– Ох, Макс! Ты с ней говорил? Что она сказала?

Отвечать не было необходимости. Мама бросила только один взгляд на мое лицо, и ей сразу стало все ясно.

– Макс… Почему ты ничего ей не сказал? – с упреком проговорила она.

– Потому что Джорджия – человек не только верный и надежный, но и до крайности упрямый, вот почему. Если бы я ей сказал, она бы до конца настаивала на том, что это не имеет значения. Но это имеет значение. Особенно если я…

– То есть ты сделал выбор за нее?

– Это только для ее же пользы.

– Чушь собачья!

Я заморгал. Мама никогда не ругалась.

– Я поддержала твое решение не делать операцию, потому что это твое тело и твой выбор. Я даже не стала возражать против того, чтобы ты продолжал играть в хоккей, хотя с твоей стороны это просто глупая глупость! Сам подумай: ты получаешь по башке, наверное, раз сто за сезон, а ведь каждый такой удар может вызвать разрыв аневризмы. И тогда – все, конец. Но я не протестовала, потому что хоккей был твоей единственной в жизни страстью с тех пор, как ты научился ходить. Но я не собираюсь закрывать глаза на тот факт, что ты готов расстаться с женщиной, которую любишь, из-за твоего ложного рыцарства, из-за твоего желания ее защитить. Скажи мне, ты любишь Джорджию?

Я кивнул и опустил голову.

– Тогда как ты смеешь до такой степени не думать о ней, о ее желаниях и чувствах? В отношениях, если они настоящие, участвуют двое, но ты ведешь себя так, словно Джорджии не существует.

– Я просто пытаюсь поступать правильно, ма. И я хочу только того, что будет лучше для нее.

Мама откинулась на спинку стула. Некоторое время она молчала и только сердито сопела.

– Я допускаю, что ты действовал из лучших побуждений, но ты все равно не имеешь никакого права решать, как будет лучше для кого-то. Ты можешь решать только за себя – и ни за кого другого, понятно? Что, если бы я – тоже из лучших побуждений – решила, что ты больше не должен играть в хоккей, потому что для тебя в твоем состоянии это слишком опасно? Что, если бы я обратилась к владельцу твоего нового клуба и рассказала ему, что ты серьезно болен? Я думаю, тебя бы отстранили от игр и тренировок, может быть, даже разорвали твой контракт. Да ты и сам прекрасно знаешь, что…

– Это другое, мам!

– Почему?

– Потому что то, что я делаю, может причинить вред только мне. Мне одному.

Мама окинула меня презрительным взглядом.

– Ты действительно считаешь, что, если после очередного удара клюшкой по голове ты упадешь замертво, плохо будет тебе одному?

Я вздохнул. С тех пор как я уехал из Нью-Йорка, в голове у меня творилось черт знает что. Я не знал, что мне делать, как быть. Я потерял сначала Джорджию, а потом и Отто, который умер как раз тогда, когда он наконец-то решился бросить работу, чтобы провести хоть немного времени с женой. Не раз и не два мне приходило на ум, что Отто упустил свой шанс, потому что слишком медлил, и что я, по сути, делаю то же самое. После того как умер Остин, я ни