уйдет он никуда, – буркнула Кира. – Скорее всего, он даже не понял, кто мы. Просто не понравился хвост.

– Здесь я соглашусь с Кирой Даниловной, – резонно заметил Володя. – На нее он не стал бы такой облавы устраивать. Все-таки в полиции человек работает, Кракену это известно.

Самбуров вздохнул, стиснул зубы и молча уставился на девушку. Кира улыбнулась, она не стала играть в гляделки. Может быть, она бы его и переглядела.

– Хорошо. Я приношу свои извинения, – легко произнесла она, чтобы замять ситуацию, возникшую прилюдно, и дать возможность подполковнику откатить свое решение и сохранить лицо. – Больше никаких активных действий без предупреждения. Прошу прощения у тебя и всей группы.

Кира мило хлопала глазами. Самбуров скрипел зубами. Молчание стало неловким. Аня жалостливо уставилась на начальника, принимая сторону Киры, и ее чуть не зашибло молнией, которую тот послал в нее. Аня тут же нашла спасение в беседе с официанткой и заказе новой пиццы. Володе резко понадобилось в туалет.

– Вергасова, ты портишь мне жизнь! Если с тобой что-то случится, то я повешусь раньше, чем Вольцев меня посадит. А еще, ты ни хрена не чувствуешь того, что говоришь! Ты врешь как танцуешь!

– Откуда ты знаешь, как я танцую? – хмыкнула Кира.

– Фотографию на стене в твоей квартире видел. Это же ты?

– Это фотосессия. Фото постановочное. Вру я лучше, – призналась девушка. – Я больше не буду. – Она еще похлопала ресницами для достоверности. – Здесь что-то новое обнаружилось?

– На месте преступления прошел дождь. Всю ночь лил. Тело как раз и выкинули в реку ночью, – поведала Аня, после едва заметного кивка подполковника. – По всей видимости, от жертвы избавились, чтобы дождь следы замел. Пацаны местные нашли тело, собственно, на этом все. Соседи подтвердили и личность Оксаны Овчинниковой, и то, что три дня как женщины не видно. Все заняты своими делами, на это особо никто внимания не обратил, но у нее три кота, и от голода они голосили как чумные. Овчинникова, даже когда уезжала к сестре в деревню, одну кошку непременно с собой забирала, а двум другим оставляла еды и чистый лоток. Так что претензий у соседей никогда не было. А в этот раз животные орали, как будто их режут.

Вернулся Володя, хмыкнул, оглядев заказанную Аней вследствие стресса пиццу, и принялся ее поглощать, пока та продолжила рассказ:

– Нашли тетку, она через две улицы от дома Овчинниковой живет. Эта тетка видела, как женщина, похожая на жертву, громко ругалась с какой-то девочкой. Так громко орали, что она даже окно закрыла. Вроде как из-за собаки или кошки ругались. Но она точно не помнит и не приглядывалась. Свидетельница мусульманка, ей пора было молитву читать. Говорит, девочка в черных штанах и черной куртке. Больше ничего не помнит. Только удивилась очень, что голос у девочки был низкий, сиплый и слова она говорила резкие, такие грубые, похабные, как выразилась свидетельница, откуда только девочка могла такие знать. Повторять отказалась. Говорит, даже думать, что такие слова есть, большой грех. Нельзя на людей такими проклятиями сыпать.

– А больше свидетелей ссоры не нашлось? – задумчиво спросила Кира.

– Нет, мы тут нормальную облаву устроили. Восемь человек из местной полиции весь город обошли, всех опросили. У них очень ответственный руководитель, – сказала Аня.

– На той улице сплошные гостевые дома, а они сейчас закрыты, – вставил Володя, – вот и безлюдно.

Кира то и дело устремляла свой взгляд на Самбурова, тот сидел хмурый, злой и озабоченный. Иногда в упор смотрел на нее тяжелым взглядом. Реже подозрительно косился на Вику. Та не спускала с подполковника черных глаз, которые будто заволокло тучами. Во взгляде читалась открытая неприязнь, презрение и порицание. Кира тяжело вздыхала и отворачивалась.

– В квартире? Кроме диких голодных озверевших кошек что-то есть?

– Кроме животин еще ведро дерьма. Тоже их работа. Пока хозяйки не было, они потрудились, – фыркнул Володя. – Их Анька покормила, а то они ее съесть пытались, но кошаки все равно орут.

– Чуют, что хозяйки больше нет, – грустно предположила Аня. – Сейчас соседка Васильевой придет, я позвонила, она идет. Клавдия Федоровна Мзырь. Они подруги были. Это она из-за кошек беспокоилась. Даже в отдел полиции ходила, заявление писать. Заявление не взяли…

– Опергруппа велела через три дня приходить? – наивно и восторженно уточнила Кира.

– Угу, – весело согласилась Аня.

– Ты есть что-нибудь будешь? – встряла Вика, проявляя заботу. – Можно обковырять бургер.

Кира улыбнулась на ее предложение. Вика всячески демонстрировала Самбурову, что знает Киру, ее вкусы и предпочтения лучше его и ее место рядом с подругой прочное и непоколебимое. Самбуров нервничал. Кира легонько коснулась его руки. Сразу отметила неровный пульс мужчины. Нет, это не обычное волнение. Он не просто беспокоился за Киру, переживал, что девушка оказалась в передряге, легкомысленно подвергла себя опасности. Было еще что-то. Неужели ревность к подруге?

…Клавдия Федоровна оказалась женщиной статной, крепкой, с ободком из искусственных волос, сдерживающих свои собственные кудри. Простое шерстяное платье синего цвета колыхнулось возле колен, когда она перешагнула порог кафе уверенной походкой хозяйки, прожившей в этом городке всю жизнь. Помахала девчонке за барной стойкой, громко велела передавать привет матери, поругала отца-бездельника.

Кира умиленно смотрела, как она к ним шла. У Клавдии Федоровны были здесь дела, ну и с опергруппой Самбурова заодно пообщаться. Женщина извлекла из кармана банку, обмотанную полиэтиленом, и, похлопав уборщицу по спине, положила ей в карман. До Киры донеслись объяснения: «Каждый день на ночь и шалью обверни».

Потом она потрепала по голове взрослого мужика, употреблявшего пиво в компании еще трех подобных себе, потеребила за ухо второго и, наконец, направилась к ним.

– Клавдия Федоровна Мзырь, – представилась она. – Вы уж извините, что задержалась. Сестра после ковида слаба очень, ничего толком сделать не может. Ладно хоть ходит. Убираться езжу, готовлю немного, продукты привожу.

Она тяжело вздохнула и села на стул, который ей освободил Володя. Сам он обошел стол и замер, опершись на подоконник.

– Значит, с Оксанкой беда приключилась? Не зря кошки орали, – кивала она всем сотрудникам Самбурова по ходу представления. – Хорошая она была баба, хоть и скандальная.

– Когда вы видели Оксану Овчинникову последний раз? – спросил Самбуров.

– Три дня назад и видела. С Маркизом она пошла гулять. Кот это ее. А я в магазин шла, в «Магнит». Мы и не разговаривали, поздоровались только. – Клавдия Федоровна щурилась, рассказывала обстоятельно, неспешно, максимально припоминая подробности. – Обеда еще не было. Часов одиннадцать. А к вечеру кошки ее заголосили. Протяжно и громко. Вообще, они у нее спокойные, даже не бегают особо, лапами не