– Ага! И по этому палящему солнцу.

Но голоса обоих звучали почти печально.

Отец Джон в рубашке с короткими рукавами, воротничке священника и старых хлопчатобумажных штанах с самого утра боролся с одуванчиками. Под жарким солнцем лицо у него стало почти багровым, да и руки тоже. Он налил гостям по стакану виноградного кул-эйда[64], одним глотком осушил свой стакан, перевел дыхание и сказал:

– Нет, это правда? Вы уезжаете? А вы знаете, что в Ирландии почти не бывает солнечных дней?

– Дело вовсе не в том, что нам не нравится Америка… – начал Патрик.

– Она нам очень даже нравится, – подхватила Кейт и сама удивилась тому, как много, оказывается, смысла в этих простых словах. – Просто наш бизнес совсем пришел в упадок…

– А мужчина должен работать, – закончил Патрик.

Это было верно. Этого отец Джон никак не мог отрицать. И тогда он предложил:

– Ну что ж, тогда давайте обсудим ваш прощальный тур.

И они прошли в дом. Там было темновато, но довольно прохладно – долгожданное облегчение. Какой-то особый покой создавало обилие книг. Отец Джон включил настольную лампу, открыл дверцы шкафа, где хранил свои записи, и вытащил три больших плотных конверта с множеством различных карт. Он аккуратно развернул туристическую карту Американской автомобильной ассоциации, и она заняла почти всю поверхность письменного стола.

– Вот смотрите: это Америка, – сказал отец Джон. – Я и сам все хотел ее объездить из конца в конец. В точности как показывают в телешоу «Маршрут 66» – чтобы ветер играл в волосах, а впереди разворачивалась широкая лента шоссе. Но потом я понял, сколько времени она будет вот так передо мной развертываться и сколько миль мне придется проехать.

От одного лишь упоминания о широкой ленте шоссе отец Джон сразу словно помолодел. Однако подобная перспектива и впрямь несколько обескураживала, и вскоре поверх первой карты выросла еще целая гора других карт и книг.

– И все-таки сколько времени нам потребовалось бы для этого? – спросил Патрик.

– Ну, если ехать прямо в Лос-Анджелес, никуда не сворачивая, только по скоростным трассам и не останавливаясь, чтобы полюбоваться окрестностями, а потом сразу развернуться и поехать обратно, то на это уйдет около десяти дней. А если почти не спать, постоянно чувствуя, что ноги будто свинцом налиты, и питаться исключительно сэндвичами прямо в машине, то можно уложиться и в неделю. Можно подсчитать точнее, но только путь туда и обратно – это существенно больше восьми тысяч километров.

Патрик взял в руки один из справочников. Жирная желтая стрелка внизу каждой карты указывала, где искать продолжение.

– И все это понадобится?

– Конечно. И гораздо больше. А чтобы увидеть всю страну – в том числе и то, что захочется посмотреть дополнительно, например Гранд Каньон, – нужно как минимум несколько недель. Даже, пожалуй, месяцев.

Кейт, собственно, давно это подозревала, да и Патрик, возможно, тоже, но мысль о прощальной поездке на «Роуз» с ее «великолепной олдсмобильностью» согревала их обоих даже в самые мрачные мгновения. Придуманный Патриком «прощальный тур» казался им такой чудесной затеей. И потом, даже Кейт чувствовала, что будет скучать по «Роуз», каким бы глупым это ни казалось.

Патрик наклонился к Кейт, взял за руку и сказал:

– В таком случае, может, нам просто прокатиться по побережью? Это займет дня три. Прогуляемся и посмотрим на то, на что сможем. Я слышал, Бостон очень неплох.

– Или не очень, – сказала Кейт. – Но, так или иначе, идея просто отличная.

– Или вот вам еще одна идея, – вмешался отец Джон, – чтобы все-таки увидеть всю страну целиком. – И он вынул из ящика письменного стола три билета и стал обмахиваться ими, как веером. – Вот вам пропуск в «Фридомленд», Свободную страну!

Едва увидев яркие билеты, Кейт сразу вспомнила песенку из рекламного ролика, в котором малыш просил родителей поехать с ним в «Фридомленд» – самый большой развлекательный парк в Америке. Этот парк находился всего в нескольких кварталах отсюда.

Отец Джон протянул билеты Патрику и пояснил:

– Промоутеры парка подарили гэльской футбольной команде целую кучу пригласительных билетов, так что у нас просто оказались лишние.

«Фридомленд» рекламировали повсюду – на радио, на телевидении, в журналах и газетах. Его фотографии появились даже в таких журналах, как «Лайф». «Всего полчаса на метро от «Таймс-сквер»!» – призывала реклама. Очертания этого парка в точности повторяли очертания государственных границ США, поскольку там была представлена в миниатюре вся страна целиком. Там был даже футуристический город-спутник, откуда можно было облететь вокруг Земли на космическом корабле. Не настоящей Земли, конечно, но очень похожей на настоящую.

– Там много всякой всячины, есть даже доисторические морские чудовища, – рассказывал священник. – Так что можно взять с собой Маленького Майка. Бьюсь об заклад, он будет в восторге, если получит возможность прокатиться в почтовом дилижансе по Дикому Западу с любимыми тетей и дядей или переплыть на китайской джонке через залив Сан-Франциско. Разве ребенку это может не понравиться?

Но Патрика, любителя Йитса, рассказы отца Джона явно не впечатлили.

– Это же все не настоящее, Джон…

– Это Америка, ей необязательно быть настоящей.

Патрик положил билеты на письменный стол.

– Спасибо за доброту, но…

– Маленькому Майку это страшно понравится, – быстро сказала Кейт, взяла со стола билеты и сунула их в сумочку.

В августе у Первой леди начались преждевременные роды. Ребенок, мальчик, умер через два дня. В ту ночь Патрик и Кейт долго не могли уснуть. Патрик, лежа на спине и глядя на вращающийся потолочный вентилятор, то и дело повторял под монотонное постукивание лопастей:

– Нет, я просто представить себе этого не могу!

А для Кейт то, что показывали в теленовостях, было куда красноречивее любых слов. Президент и его супруга садились в автомобиль, чтобы ехать из больницы домой, и оба выглядели совершенно оглушенными горем; но куда важней для Кейт было то, как застенчиво Президент протянул жене руку и больше не выпускал ее пальцев из своей ладони, словно обещая, что всегда будет рядом с нею, – все это говорило значительно больше, чем могли бы сказать слова. Мудрое сердце безмолвствует, думала Кейт.

Они с Патриком еще долго лежали в темноте, и когда Кейт уже показалось, что на них, наконец, спускается сон, Патрик вдруг спросил:

– А ты знаешь, как они назвали этого ребенка?

Она знала. Его назвали Патриком.

– Нам надо хоть немного поспать, – только и сказала она в ответ.

На следующее утро за завтраком Кейт объявила: