– Кейт! Дорогая! – закричала миссис Фогарти, перекрывая треск статического электричества. – Ты едешь домой, да?

Она, казалось, была так ужасно далеко, и Кейт вдруг почувствовала, как сильно соскучилась по миссис Фогарти, у которой для каждого находилось доброе слово, а ведь это всегда так важно.

– Простите, если я вас разбудила, миссис Фогарти…

– Разбудила? Да я давным-давно на ногах! Сейчас пошлю кого-нибудь из своих мальчишек за Стариком. Он тебе перезвонит.

– Нет. Я подожду.

Каждая минута разговора стоила целое состояние, но Кейт было наплевать на деньги.

– Неужто ты так преуспела, что запросто тратишь деньги на телефонные звонки? Я, правда, не очень-то удивлена. Ведь это же с ума сойти, как твой Старик хвастается твоими фотографиями! Он ими всю переднюю стену в гостиной увешал.

На секунду Кейт показалось, что пожилая женщина что-то спутала. Она никогда не посылала Старику фотографий.

– Это Кейт, миссис Фогарти. Не Мэгги, а…

– Уж это-то я поняла! Я же не глухая. Он вырезает из газет фотографии, где ты во всяких роскошных нарядах, делает для них аккуратные паспарту и развешивает по стенам. Очень впечатляет. Я слышала, что ты прямо-таки в подружках ходишь с этой, ну, с той, которой все подчиняются – с женой президентской? А она-то что за птица?

– Я не могу сказать…

– Ну, еще бы! Государственная тайна и все такое.

До ушей Кейт донесся крик одного из сыновей Фогарти: «Он уже штаны надевает. Мигом примчится».

А миссис Фогарти сказала:

– Знаешь, между нами, девочками: Старик твой просто жуть как по тебе скучает! Всем известно, что дела у тебя идут хорошо, а он все равно каждое утро тащится на пристань. Встанет на причале и смотрит, как корабли в гавань заходят. И так все время с тех пор, как ты уехала. Ты скажи, ты домой-то приедешь? Ты поэтому звонишь? Потому что если поэтому…

Но тут у нее отобрал трубку отец Кейт.

– Что случилось? – спокойно спросил он, но голос его звучал так, словно он постарел лет на двадцать с тех пор, как она уехала, хотя времени прошло совсем не так уж много.

Кейт рассказала ему все, что знала: день был холодный, бойлер новый, толком его не проверили…

– И он взорвался, а потом пролетел через всю столовую, как ракета, и вдребезги разнес потолок и стены, калеча и убивая всех на своем пути. Пострадали сто девятнадцать человек – в основном телефонистки и техники. Майк был ранен, но, к счастью, легко. Он и другие линейные монтеры помогали выносить раненых из здания. У него уже все в порядке. Хотя в тот день Мэгги чуть с ума не сошла от беспокойства.

Отец молчал. Кейт показалось, что в наступившей тишине до нее доносятся крики чаек, но она ошиблась: это были совсем другие звуки. И тогда она сказала плачущему отцу, что для ее звонка была и еще одна причина – и эта причина ей самой стала абсолютно ясна в ту самую секунду, когда она открыла дверь в квартиру Мэгги и увидела на полу Патрика Харриса, неловко прислонившегося к дивану. Пора было вносить в дом ее бедного замурзанного Иисуса Пражского.

– Мы с Патриком скоро поженимся.

Все соображения высокой морали, которые не давали покоя соседям Патрика и Кейт, вдруг стали совершенно бессмысленными. После того как ирландский мясник вбежал в охваченное огнем здание, спасая людей, он сразу же превратился в героя – во всяком случае, для такого городка, как Инвуд.

Преподобный отец Джон, бывший прославленный игрок футбольной команды Корка, плакал у алтаря, когда Кейт и Патрик наконец-то сказали друг другу «да» и дали клятву верности «перед лицом церкви и государства».

И хотя Кейт сумела-таки выкроить время и сшить из розового букле юбку, почти подходящую по цвету к уже сшитому жакету – она шила юбку вручную, как и требовала Шанель, и снова зашила в подол ладанку с косточкой святого Иуды, – она все же не стала надевать розовый костюм на свадьбу. Она надела свадебное платье матери, в котором несколько лет назад венчалась и ее сестра Мэгги.

Для тех, что были указаны в «Синей книге», мода для беременных начиналась с «Эрмес». Это там в 1955 году придумали «сумку Келли» для принцессы Монако Грейс[61]. Эту большую квадратную сумку следовало носить на сгибе руки, чтобы скрыть беременность от фотографов, которым страшно хотелось «щелкнуть чей-то растущий животик». Обладательница такой сумки могла в случае необходимости даже стукнуть ею по голове какого-нибудь чересчур наглого папарацци в стиле «La Dolce Vita»[62]. Сумка была достаточно прочной и увесистой, а ее золотые уголки могли оставить на физиономии наглеца весьма впечатляющий синяк.

В течение семи лет «сумка Келли» была единственной по-настоящему стильной штучкой для беременных. Но затем, в 1963 году, когда Супруга П. объявила, что ждет третьего ребенка, вдруг стало невероятно модно быть беременной, особенно если у тебя, по выражению кого-то из журналистов, такой же «юный и надменный вид», как у хозяйки Белого дома. Платья А-силуэта – даже если женщина вовсе не была беременна – сразу заняли первое место среди одежды, которую «нужно иметь» каждой. А еще все снова очень полюбили блузки в стиле «пре-маман», свободные, расширяющиеся на линии бедер. Лейн Брайант, специализировавшаяся на одежде больших размеров и одежде для беременных, создала даже целую линию такой одежды и назвала ее «Одежда Первой леди в период беременности»; она разместила рекламу во всех наиболее популярных журналах.

Мисс Нона и мисс Софи ликовали: деньги сыпались на них дождем; это был прямо-таки бурный поток наличности; но что-то во всем этом вызывало у Кейт смутное беспокойство. Первая беременность Супруги П. закончилась выкидышем; затем у нее родился мертвый младенец. А оба ее следующих ребенка, сын и дочь, появились на свет благодаря кесареву сечению. А вдруг и на этот раз что-нибудь пойдет не так? – с опаской думала Кейт.

Хотя, похоже, волновалась она одна. Хозяйки создавали десятки рисунков для новой коллекции одежды для беременных. Мастерскую битком набили рулонами тканей, специальным авиарейсом привезенных из Милана. И все ткани – от бархата до шелка – были сочного красного цвета; такой цвет киновари особенно любили художники Ренессанса, и это был тот самый цвет, который просто обожала миссис Вриланд, нынешняя издательница журнала «Вог».

На планерку по поводу дальнейших работ команда из мастерской собралась вокруг большого раскройного стола. Мейв «выпустила на свободу» из хозяйского шкафа очередную жестянку масляного датского печенья и приготовила чай. На стол выложили и некоторые образцы красных тканей, и при виде их Кейт, несмотря на все ее опасения, не могла не испытать приятного возбуждения.