перешел Днепр и бросился на Киев. Только Киевский замок, обороняемый польско-литовским гарнизоном, не был взят татарами; но сам город был ими страшно разорен и разграблен; особенно пострадали от грабежа и пламени храмы и монастыри, в том числе Печерский. Таким образом, древняя столица Руси, едва успевшая несколько оправиться от Батыева погрома, теперь вновь покрылась развалинами. Этот набег, предшественник последующих крымских набегов на Россию, как думают, произошел не без подстрекательств со стороны прусских немцев. Нужно заметить, что после Грюнвальдской битвы враждебные действия их против Польши и Литвы, с малыми перерывами, не прекращались почти 12 лет и окончились только миром на озере Мельно (в 1422 г.). Но известно, что Витовт покровительствовал недовольным ханам и мурзам в Золотой и Крымской Орде, давал им у себя убежище и помогал иногда войском, чем поддерживал ордынские смуты; к тому же в литовско-русских пределах жило много татар, признавших себя подданными великого князя и нередко сражавшихся под его знаменами против своих соплеменников. Поэтому хитрый старик Эдигей, чувствуя себя и свое потомство непрочным на ханстве спустя несколько лет после своего набега, прислал Витовту в подарок коней и верблюдов, нагруженных разными драгоценностями, и просил его о мире. «Знаменитый князь, — писал он, — мы оба дожили до седой старости; отдадим покою остаток нашей жизни; кровь, которую мы проливали в битвах, уже высохла, бранные слова, которыми мы осыпали друг друга, развеял ветер; пламень войны очистил наше сердце от гнева и сам угас от времени». Мир был действительно заключен; но, кажется, Эдигей признал себя при этом как бы подручником Витовта (1419).

Княжение Витовта, долго не нарушаемое никаким соперником, в то время было несколько обеспокоено Свидригайлом. Уже около десяти лет сидел он в заключении в волынском замке Кременец. Комендант замка родом из Пруссии, Конрад Франкенберг, обходился с узником почтительно и не препятствовал навещать его разным гостям. Во время происходивших тогда пограничных действий против татар военные отряды нередко двигались мимо этого города или в его окрестностях. Сторонник Свидригайла Даниил или Дашко, сын князя Острожского Федора, воспользовался обстоятельствами, чтобы, не возбуждая подозрений, прибыть в эту сторону во главе значительной дружины и войти в тайные сношения с заключенным Ольгердовичем. Двое из доверенных лиц Дашка, по имени Димитрий и Илья, в 1418 году в Великий четверг явились в Кременец под видом людей, потерявших все свое имущество в походе против татар и лишенных средств воротиться на родину. По их просьбе Франкенберг зачислил их в состав своего гарнизона. В ночь на самое Светлое Воскресенье Дашко Острожский и его соумышленник Александр Нос, один из князей Пинских, со своим отрядом тихо подъехали к воротам замка. По заранее условленному знаку Димитрий и Илья отворили ворота и спустили подъемный мост. Заговорщики ворвались в замок, перебили стражу и освободили узника. Конрад Франкенберг, услыхав шум, выбежал с мечом в руках, храбро вступил в бой и пал мертвым. Свидригайло со своими освободителями поскакал в Луцк, где был двор Витовтов, наполненный всякого рода имуществом. Потом он удалился в Молдавию, а оттуда в Венгрию к королю Сигизмунду. Последний взялся быть посредником для примирения его с братьями. Владислав-Ягайло, вообще весьма привязанный к своей родне, не только сам примирился с Свидригайлом (входившим в союз с немецкими рыцарями против Литвы и Польши), но и помог ему войти в соглашение с Витовтом. Вследствие этого соглашения Свидригайло получил себе в удел Брянск и Новгород-Северский, где и оставался спокойно до конца Витовтова княжения. Князья Острожский и Пинский, освободившие его из заточения, ясно показывают, что в областях собственно русских между удельными князьями были противники стремлениям Витовта к водворению единодержавия и распространению католичества в Западной Руси[50].

К двадцатым годам XV столетия Витовт достиг вершины своего могущества и своей славы. Его владения раскинулись от Балтийского моря до Черного и от Западного Буга до Оки; влияние же его простиралось и далее на Русь Северную и Восточную. Великий князь Московский в своем завещании поручал его защите и опеке своего юного сына; а по смерти Василия Дмитриевича князья Рязанский и Тверской попали в некоторую зависимость от Витовта. Псков и Новгород в то же время испытали на себе тяжесть Витовтова оружия и деньгами покупали у него мир. Татары крымские и черноморские оказывали почтение и страх перед его именем. О последнем свидетельствует бургундский рыцарь Жильбер де Ланнуа в записках о своем путешествии на Восток. В 1421 году, в качестве посланца английского короля Генриха V, Ланнуа посетил владения Витовта. Он нашел великого князя и его супругу в городе Кременце окруженными многочисленной свитой, в которой находились князья и княгини, бояре и татарские вельможи, а также послы от Пскова и Великого Новгорода. Витовт щедро одарил гостя, снабдил его грамотами и проводниками, так как Ланнуа отправился далее чрез Валахию, Турцию и Византию в Сирию и Египет. Войны и смуты, свирепствовавшие тогда на Балканском полуострове, побудили его из Валахии ехать кругом Черного моря на Кафу, и здесь он имел случай, при столкновении с татарами, убедиться в том уважении, которым пользовалось между ними имя Витовта.

Но самую важную сторону Витовтовой политики составляли, конечно, его отношения к Польше. Тесный союз Литвы и Руси с поляками, скрепленный кровью на Грюнвальдском поле и подтвержденный Городельской унией, после того ничем не нарушался и служил главной их опорой против внешних неприятелей. Союз этот поддерживался непрерывной взаимной дружбой двоюродных братьев-государей. Владислав-Ягайло под старость обнаруживал особую привязанность к родной Литве и часто посещал ее, подолгу предаваясь здесь любимому своему занятию, то есть охоте за дикими животными. Братья нередко устраивали съезды, на которых рядом с пирами и удовольствиями происходили обыкновенно их совещания о политических вопросах. Как менее сильный характером, Ягайло в этих вопросах готов был подчиниться энергичному, настойчивому Витовту. Этот последний был бы полным его руководителем, если бы слишком часто не встречал себе противодействия со стороны королевской канцелярии и панов радных, то есть польских вельмож. Во главе коронной канцелярии стоял Збигнев Олесницкий, епископ Краковский. Еще будучи молодым человеком, на Грюнвальдском поле он находился в свите короля и тут имел случай спасти его, когда немцы с отчаянным натиском прорвались до самой королевской свиты и едва не убили Ягайла. С тех пор началось быстрое возвышение Збигнева Олесницкого. Это был даровитый и деятельный представитель национальных польских стремлений там, где дело касалось Польско-Литовской унии. Как руководитель королевской дипломатической канцелярии и как видный член вельможных