сеймов, Збигнев постоянно оказывал противодействие тем начинаниям Витовта, которые не согласовывались с чисто польскими интересами.

Витовт, привыкший, подобно своим предшественникам, самовластно распоряжаться в собственном государстве, с неудовольствием смотрел на действия канцелярии и на возраставшее значение шляхетских сеймов, которые, благодаря слабому характеру Владислава-Ягайла, все более и более ограничивали королевскую власть. Лично Витовт тяготился своими вассальными отношениями к польской короне: хотя фактически он был самостоятельным государем, но юридически на основании договоров, например Городельского, не мог отрицать этих отношений, и, тем более что польские вельможи при удобных случаях напоминали ему, будто он только наместник их короля. Витовт печалился о будущей судьбе своей родной Литвы. Он не предвидел большого добра от ее унии с таким государством, в котором утверждалось правление вельмож. Эта уния привлекала его тем менее, что Литовско-Русское княжество очевидно должно было занять в ней положение не только второстепенное, но и подчиненное. Он понимал, что поляки смотрели на Литву и Западную Русь как на земли, ими приобретенные, как на свою добычу. Таким его настроением ловко воспользовались те соседи, для которых соединение Литвы с Польшей было крайне нежелательно; ибо оно давало политический перевес над ними соединенному государству, а некоторым грозило потерей самостоятельности, например прусским немцам. Естественно поэтому, что тевтонские магистры постоянно старались расстроить унию. Усердным их союзником в этом отношении явился император Германский и король Венгерский Сигизмунд. Он имел притом еще особый интерес: отвлечь Витовта от союза со своими мятежными чешскими подданными, то есть гуситами, которые получали поддержку из Западной Руси и даже предлагали Витовту чешскую корону. Великий князь пока отклонил их предложение и послал на помощь чехам одного из внуков Ольгерда, Жигмунда Корибутовича, со значительным отрядом. После того император Сигизмунд деятельно начал поощрять Витовта к тому, чтобы упрочить за его государством полную политическую самостоятельность, и как на главное средство указал на приобретение королевского достоинства. Витовт имел уже около 80 лет от роду; он не оставлял после себя мужского потомства; так как оба сына от Анны Смоленской погибли, будучи заложниками у тевтонских рыцарей, а поздний брак его с третьей женой, Юлианой, княжной Ольшанской, был бездетен. Между тем Ягайло, будучи вдовцом, по желанию того же Витовта вступил в четвертый брак с русской княжной Софьей, юной племянницей Юлианы Ольшанской; причем Софья отреклась от православия в пользу католицизма (1422). Спустя два года она родила семидесятишестилетнему королю сына Владислава, а потом произвела на свет другого сына, по имени Казимир. На Брестском сейме 1425 года шляхта и духовенство признали новорожденного Владислава наследником короны Ягайла, за что и получили от него расширение своих льгот.

Несмотря на свою старость и бездетность, Витовт с жаром ухватился за мысль о королевском венце. С этой целью он устроил в 1429 году съезд государей в волынском городе Луцке, который служил одним из любимых его местопребываний. Сюда приехал король Ягайло, в сопровождении блестящей свиты своих вельмож и со многими духовными особами, во главе которых находились архиепископ Гнезненский Ястрембец и епископ Краковский Збигнев Олесницкий. Сюда прибыли молодой Василий Васильевич Московский, внук Витовта, в сопровождении митрополита Фотия, а также князья Тверской и Рязанский. Тут же находились хан Перекопской Орды, магистры Тевтонский и Ливонский, папский легат, византийский посол. Здесь собрались многие удельные князья Литвы и Западной Руси, подчиненные Витовту. Император Сигизмунд, по обыкновению, заставил себя ждать: вместо 6-го он прибыл 22 января, со своей супругой Варварой, со свитой вельмож угорских, чешских и немецких. Ягайло и Витовт со своими боярами и с множеством народа выехали за город к нему навстречу; в числе встречающих были местные епископы русский, латинский и армянский со своим духовенством и хоругвями, а также и еврейские раввины. Император благоговейно поклонился реликвиям, которые держал латинский епископ, а на представителей других религий не обратил внимания. Затем, при звоне колоколов, при звуке труб и литавр, он въехал в город. Говорят, собралось до 15 тысяч гостей, которые не могли все разместиться в Луцке, а наполнили также окрестные села и деревни.

Предметы открытых дипломатических совещаний на этом съезде были следующие. Во-первых, Сигизмунд предложил Ягайлу лишить Молдавию самостоятельности и разделить ее между Польшей и Венгрией под тем предлогом, что молдавский воевода не оказал помощи в войне с турками. Но этому предложению воспротивились польские паны, так как молдавский воевода признавал себя вассалом Польши. Во-вторых, император, как глава христианского мира, по поводу Гуситских войн обратил внимание съехавшихся государей и вельмож на церковные распри и нестроения; он приглашал их содействовать взаимному примирению и единению обеих церквей, западной и восточной, обещая для этой цели собственной властью настоять на сознании нового вселенского собора. По словам польского хрониста (Длугоша), он позволил себе даже выразить по этому поводу некоторое свободомыслие. Греческая церковь, по его словам, святостью своих догматов не уступает латинской, а православные священники отличаются от католических только бородой и брачными узами; но первые довольствуются одной женой, тогда как вторые имеют их десяток и более. Такие речи весьма польстили русскому духовенству, присутствовавшему на съезде; но не понравились полякам. В-третьих, Сигизмунд приглашал съехавшихся государей предпринять общую борьбу против турок и оказать деятельную помощь утесненной от них Византийской империи. Но и это предложение поляки отклонили под разными предлогами.

По почину того же Сигизмунда завязались дружеские переговоры с Ягайлом о принятии Витовтом королевского достоинства. Ягайло не противоречил, но и не соглашался сделать какой-либо шаг к тому без соизволения польских панов. А когда этот вопрос был передан на их обсуждение, то возникли оживленные прения, и тут Збигнев Олесницкий в пламенной речи возражал против такого проекта, как явно нарушающего все договоры и клятвы, которыми утверждена уния Литвы с Польшей. Возбужденные Олесницким, паны поступили решительно: чтобы положить предел дальнейшим разговорам о короновании Витовта, они внезапно уехали из Луцка; устрашенный их угрозами, Ягайло последовал за ними, даже не простясь с хозяином. Этот поступок смутил и расстроил съезд. Сигизмунд также вскоре уехал, условившись с Витовтом о новом съезде, на котором во что бы ни стало должно было состояться коронование последнего.

Разъехались и прочие гости, тоже приглашенные вновь собраться в Вильне на торжество Витовтова коронования. Луцкий съезд продолжался около семи недель и стоил великому князю огромных расходов. Каждую неделю на продовольствие гостей, по словам летописцев, выходило 700 бочек сыченого меду, кроме вин мускатного, мальвазийского и других напитков, 700 яловиц, 700 баранов и вепрей, по 60 зубров, по 100 лосей,