Ольга, выбиваясь из последних сил и яростно мечтая о зимних каникулах, моталась с работы в больницу (на другой конец города, плюс предновогодние, бешеные столичные пробки), потом торопилась домой – что-нибудь сварить «болящим», хотя бы примитивный куриный бульон, по дороге заскакивала в магазин, в который раз восхваляя прелести капиталистической экономики – никаких очередей, даже перед праздником. Три человека в кассу – это не очередь для бывших советских людей.

И в результате, конечно же, свалилась – тридцатого, под самые праздники. Да как – с температурой тридцать девять!

В общем – лазарет! Инвалидный дом. И еще – тревога о матери.

Звонок в дверь раздался тридцать первого. В полвосьмого утра.

Со стоном подумала: «Божечки! Ну кого это принесло на мою больную голову! Какую еще сволочь?»

* * *

Она узнала ее сразу, в первую же секунду. Несмотря на годы, на дурацкий серебряный колпачок, криво надетый на все еще роскошные, распущенные по плечам кудри. Несмотря на то, что обладательница серебристого клоунского колпачка и рыжих волос здорово раздалась в груди и бедрах, и на очень ухоженном, по-прежнему красивом лице все же, как ни крути, уверенно угнездились морщинки – под глазами и около губ.

– Сюрпрайз! – радостно воскликнула «клоунесса» и сделала шаг в квартиру.

Ольга закашлялась и отступила назад. Первая мысль, мелькнувшая в голове, – какое счастье, что мама в больнице!

Хорошие дела.

Пока она отчаянно сморкалась в носовой платок, лихорадочно раздумывая, как себя повести, ее сестрица уже скинула блестящую шубу из какого-то немыслимого меха, отряхнув с нее снег прямо на пол и, стягивая с рук светлые тонкие перчатки из бархатистой замши, весело промолвила:

– Ну что, не ожидали такого сюрприза?

Ольга понемногу приходила в себя.

– Вот уж точно – не ожидали. К счастью, даже в голове не держали!

Ирка обрадованно рассмеялась:

– Эффект неожиданности – вот что есть главное в сюрпризах! Ну! И долго будешь меня держать в коридоре? В отчем, так сказать, доме?

– Проходи! – вздохнула Ольга и кивнула в сторону кухни.

Ирка деловито оглядывала пространство и наконец разочарованно вздохнула:

– Господи! Мир уже давно перевернулся. Двадцать первый век. А здесь… А здесь все так же. Словно и не прошло черт-те сколько лет! Даже мебель не поменяли. И что вы за люди?

Она пристально оглядела кухонный стул и со вздохом на него опустилась. Провела брезгливо рукой по клеенке. Наморщила нос и стряхнула с ладони крошки печенья, оставленные Арсюшей.

Ольга стояла у притолоки и внимательно смотрела на незваную гостью.

– А ты, смотрю, стала аккуратисткой! И как давно, интересно?

Ирка махнула рукой:

– Тебе не угнаться. У меня две горничные, садовник и повар.

– О как? – удивилась Ольга. – Ну, тогда за результат я не волнуюсь.

– А ты вообще не волнуйся! – согласилась та.

– Чай будешь? – подавив тяжелый вздох, спросила Ольга.

Ирка отрицательно покачала головой.

– А что, у тебя филиал больницы? – она кивнула на упаковки таблеток и банки с заваренной травой, стоящие на подоконнике.

– Болеем, – кивнула Ольга.

– Что не спрашиваешь, как живу? Неинтересно? – поинтересовалась Ирина.

– Учусь быть нелюбопытной. У тебя, – уточнила Ольга.

Ирка махнула рукой.

– Какой с меня спрос, сама знаешь! Ну разве я виновата, что родилась такой? Нелюбопытной, – ухмыльнулась она. – В семье, как говорится, не без урода!

– Это да, – подтвердила Ольга. – Невозможно оспорить.

– Ладно, не злись, – примирительно сказала Ирина. – Вот я появилась. Плохая, равнодушная, неродственная. Чужая. Ужасная, можно сказать. Блудная дочь.

Ольга утвердительно кивнула.

– Но я здесь! И мы – уж извини – должны общаться.

– Должны? – Ольга саркастически приподняла бровь. – И давно в твоем лексиконе появилось неизвестное ранее слово «должны»? Насколько я помню, а память у меня прекрасная, ты всегда утверждала, что никому и ничего не должна. И принципам своим, надо сказать, ни разу не изменила.

Ирина кивнула головой:

– Ты права. Все это так.

– И вот что интересно, вот любопытно просто! Как ты жила, ничего не зная про свою семью? Ну так, хотя бы в порядке интереса?

– Знала. Почему не знала? Про всех знала – про отца, про Юрку, про Сережу. Эдик доложил, Элькин сын. Он теперь тоже в Америке обретается. Эмигрировал, так сказать. Правда, ни дня не работал – ну, ты его знаешь! Все мечтал сладко пристроиться, даже ко мне клинья подбивал. Ничего, нашел потом какую-то старушку. Небедную, разумеется. Живет, не тужит. В казино старушкины бабки просаживает. – Помолчав, она подняла на сестру глаза и тихо спросила: – И что теперь? Я не имею право на прощение?

– От кого? – удивилась Ольга. – От умершего отца? Давно похороненной Машки? Бабки Лизы и бабки Нины? Брошенного тобой и сломленного Юры? И, наконец, пропавшего Сережи, твоего сына? Пропавшего или погребенного под руинами сгоревшего дома? Может быть, тебе нужно прощение от меня? Сомневаюсь, вряд ли. Это тебе было никогда не нужно. Я для тебя всегда была пыль. Вошь, невидимая даже под микроскопом. А что касается матери… – Ольга задумалась и посмотрела в окно. – Нет, – твердо сказала она, – думаю, что и ей это тоже не надо. Именно сейчас, когда она так стара, слаба и больна. Уверена, что не надо!

– Ну, знаешь, это решать не тебе! – вспыхнула Ирина. – Она дома?

Ольга медленно, словно раздумывая, покачала головой.

– Нет. В больнице. И, думаю, ей сейчас твой визит здоровья не прибавит.

– Ладно, – легко уступила гостья, – я тут надолго. На восемь дней! Еще все успею!

Ольга кивнула:

– Конечно. Конечно, успеешь! Так это просто – все, что наворотила за всю жизнь, исправить за каких-нибудь восемь дней! Ты ведь за этим приехала? Все исправить?

– Ну, если получится! – улыбнулась сестра. – И еще – посмотреть Москву! У вас тут, говорят, такие перемены!

– У тебя получится! Не сомневаюсь ни минуты! И исправить, и уж тем более – посмотреть!

– Ну, давай чаю! – Ирка была настроена миролюбиво. – И я тебе расскажу про свою жизнь. Тебе, как журналисту, ТАКАЯ судьба должна быть интересна!

– Цикл «Из жизни замечательных людей» я еще не начала. Прости! – ответила Ольга.

Пока закипал чайник, они молчали. Ольга налила чаю, поставила на стол сахарницу и открыла коробку с шоколадным зефиром.

– Помнишь, что я люблю? – обрадовалась Ирка.