договоренности, представителям обеих сторон переговоров следовало выходить через центральный выход и объявлять народу о принятом решении. В этот раз договориться не удалось.

– Когда выступаем? – спросил Пратт настолько обыденным тоном, будто справлялся о том, когда им подадут завтрак.

– Где она? – будто не слыша его, спросил Махталеон.

Пратт растерянно осмотрелся.

– Разве я страж ей?

– Да! Я приказал тебе охранять ее!

– Ты приказал мне присматривать за ней!

– Именно поэтому я и спрашиваю тебя: где она?

Тиир стояла поодаль, поглаживая ладонью гриву своего вороного коня. Отсюда, сквозь ветви деревьев, ей было видно расположившееся по другую сторону шатра небольшое эльфийское войско. Эльфы о чем-то негромко переговаривались, смеялись, время от времени посматривали в сторону расположившихся неподалеку демонов. В какой-то момент все они, словно по команде, поднялись и молниеносно выстроились в стройные ряды. Сердце Тиир забилось чаще, еще чаще, быстрее, громче – и замерло. Из-за шатра показался он. Она затаила дыхание, не сводя с него глаз. Так высматривают свою добычу хищники, затаившись в тени высоких раскидистых деревьев саванны. Проходя мимо стройных рядов своих эльфов, Оннед обернулся в ее сторону, и их глаза встретились. На долю секунды он задержал на ней свой взгляд, а затем отвернулся и пошел быстрее. Она стояла, пораженная этой встречей. Голос Махталеона вывел ее из оцепенения:

– Хочешь его?

Он стоял за ее спиной и следил за ее взглядом.

– Да.

– Я подарю его тебе. Он станет твоим. Сможешь делать с ним все, что захочешь.

На ее невозмутимом лице появилась улыбка. Если бы Махталеону пришлось не только почувствовать, но и увидеть эту улыбку, то даже он ужаснулся бы ей. Но он не видел. Он склонился к ее уху и прошептал:

– Все эти земли – от нашей границы и до самого моря станут твоими.

– Все пустое.

– Чего ты хочешь?

– Я хочу его. Я хочу его земли. Я хочу его мир. Я хочу обладать тем, в чем он мне отказал.

– Будет так, – и Махталеон оставил ее одну.

Тиир не обернулась. Она продолжала смотреть вслед исчезнувшему за ветвями эльфу, и глаза ее были влажными от слез. В тот момент она еще не могла разобрать, были ли то слезы отчаяния, злости, беспомощности, обиды или нежности… Она знала одно: он снова заставил ее проявить слабость, он снова стал причиной ее слез.

Стрела. Эпизод второй

С вершины холма, как на ладони, была видна вся долина. Здесь в скором времени предстояло развернуться основным, решающим событиям. Махталеон присел на огромный гладкий камень и задумался.

Ночь была светлая, звездная, тихая. Настолько тихая, что даже листья на ветвях над головой не осмеливались трепетать от едва заметного дыхания ветра.

Взошла луна. Словно огромный прожектор, опущенный с неба, она осветила долину. Долина, окруженная с трех сторон высокими холмами и окаймленная с четвертой стороны темной цепью гор, напоминала собой огромный амфитеатр, на арене которого в скором времени должно было развернуться действо. Казалось, сама Природа в предвкушении яркого представления затаила дыхание. В воздухе не ощущалось ни малейшего волнения. Все замерло, и тишина эта легла на землю тяжелым грузом. Все напряженно ждали.

Случайное темное облако, возникшее неизвестно откуда, набежало на луну, и на долю мгновения мир погрузился во тьму, прожигаемую лишь огнем нескольких костров и факелов, зажженных эльфами. Когда же свет от Луны снова пролился на землю, взглядам присутствующих предстало удивительное зрелище.

В свете Луны появилась темная женская фигура. Эта фигура парила в воздухе, высоко над землей. Длинные свободные одежды ее развевались, руки были опущены, голова склонилась покорно и кротко, волосы рассыпались по хрупким плечам. Все в ее позе воплощало собой покорность и смирение, кротость и скорбь. Она парила над землей, неподвижная, непонятная, завораживающая. Оннед, верхом на белоснежном коне, стоял на вершине холма, возвышаясь над своим войском, и, не отрывая глаз, следил за черным силуэтом, повисшим над долиной. «Она, это она», – стучало у него в голове. Он пытался рассмотреть ее лицо, но ему не удавалось: то ли расстояние было слишком велико, то ли лицо скрывали длинные развевавшиеся волосы, то ли тень падала на это лицо и не давала возможности любопытным глазам проникнуть в его тайну.

Неожиданно тень подняла голову, быстро, резко, будто кто-то дернул ее сзади за волосы, медленно осмотрелась, затем так же медленно, величественно и одновременно торжественно подняла обе руки и обратила их к небу. Эльфы крепче сжали рукояти клинков и луки в своих руках и все, как один, не отрываясь следили за происходящими метаморфозами.

Ее движения напоминали ритуальный танец, и танец этот завораживал. Ее движения были кратки и резки, но в то же время неспешны и четки. Ткани ее одежд, следовавшие в такт движениям, струились по воздуху плавно и осторожно, и это создавало странный диссонанс. С каждым движением платье ее становилось длиннее, ткани легче и прозрачнее, и вскоре они стали тенями, ложившимися на землю, погружавшимися в ночь. Сама фигура постепенно сливалась с ночью, и эльфы все с большим напряжением всматривались во тьму, пытаясь различить ускользавшие очертания силуэта. Они, словно кролики, загипнотизированные удавом, не делали ни единой попытки сопротивления. Никто из них не отвел глаза, не проронил ни слова, не вспомнил о предстоящей битве.

Тот, кто привык смотреть поверх голов, часто не замечает опасности, таящейся у самых ног. Эльфы не чувствовали беды. Они были поглощены зрелищем – изящным и величественным танцем ночного призрака. Некоторые из них даже опустились в траву, не смея дышать, не в силах оторвать взгляд от этого удивительного завораживающего видения.

Никто из них не замечал, как темные длинные тени, отделившиеся от тканей платья, подобные обрывкам тончайшей вуали, неслышно опустились в высокую траву и притаились там. Тени подбирались к эльфийскому войску, готовые в любой момент подняться и набросить свои губительные сети на ничего не подозревавшего противника. Наконец, прозвучал горн и тотчас вывел эльфов из оцепенения. Но было поздно. Черные плотные тени, тягучие, как смола, и упругие, как ветви молодых плакучих деревьев, уже опутывали их ноги и руки, тянули к земле, оплетали их шеи, душили их,