Ленка замолчала.

Молчала и Алька, не зная, что сказать, чем ответить на это жуткое признание.

— Прости, — наконец проговорила она.

— Что уж! — горько усмехнулась Ленка, так и продолжая стоять у стола без движения, точно окаменев. — Глупо извиняться перед тем, кого ты погубил.

— У меня не было выхода, — едва слышно прошептала Алька, протянула и тут же убрала руку, не решившись дотронуться до Ленкиной ладони, лежащей на столе. — Мне хотелось помочь Валерке.

— Что, так любишь его? — неожиданно язвительно спросила Ленка.

— Не знаю, — растерялась Алька. — Люблю, наверное.

Она впервые вслух сказала слово, которое и про себя не решалась произнести, хотя давно поняла, что не только чувство вины и жалость руководят ее поступками в последнее время.

— Успеха тебе! — бросила Ленка и пошла из кухни, не взглянув на Альку.

«Глупо извиняться», — повторила про себя Алька. Еще бы не глупо. Она побрела по коридору ко входной двери, но, не дойдя, свернула в комнату.

Ленка, ссутулившись, сидела на диване и курила, уставившись перед собой пустыми, невидящими глазами.

— Уходи, — проговорила она бесцветным, словно у робота, голосом.

Алька остановилась в дверях, прислонилась лбом к косяку.

— Я должна бы тебя ненавидеть, — медленно и так же равнодушно, механически произнесла Ленка, — но… нет. Не могу. Возможно, слишком тебя любила. — Она пожала плечами и кинула недокуренную сигарету в пепельницу.

— А когда на меня должен был свалиться софит, — дрожащим голосом спросила Алька, — тогда… ты тоже меня любила?

Ленка дернулась, словно от сильной боли:

— Я не знала! Я этого не знала и не хотела! Это сделали за моей спиной.

— Почему тогда ты не осталась на месте? Почему побежала вслед за мной?

— Просто хотела помочь. Дать новую струну.

«Я предполагала это», — устало подумала Алька. Но полностью верить Ленке она уже не могла, чувствовала, как на фоне жалости к ней растет отчуждение.

— Но ведь скрипками занимались не только вы с Кретом, Саврасенков и Ваня Омелевский, — сказала она, — был еще кто-то, кто работал на фонд.

— Какая тебе разница? Ну был.

— Этот «кто-то» подрезал струну на моей скрипке, пока мы сидели в буфете. В тот день у меня порвался ремень на футляре, и Копчевский уговорил меня положить скрипку в твой футляр.

— Говорю тебе, я здесь ни при чем. Для меня самой это было ударом. — Ленка поднялась с дивана, подошла к пианино, рассеянно поправила чуть покривившийся канделябр на крышке.

Алька вспомнила, что хотела сыграть ей Лунную сонату. Как недавно все это было, а кажется, будто давно. Совсем в другой жизни.

Ленка вдруг поморщилась, поднесла руку к горлу, со слабым стоном опустилась в кресло возле пианино.

— Что? — испугалась Алька. — Плохо тебе? Сердце?

— Да, — сквозь стиснутые зубы проговорила Ленка. — Там, в коридоре… сумка висит… на вешалке. В ней…

— Валидол? Нитроглицерин? — Алька поспешно унеслась в прихожую, отыскала Ленкину сумочку, вытащила из косметички обе упаковки и кинулась обратно в комнату. — Лучше валидол, от него голова не кружится. — Она освободила большую белую таблетку из ячейки. — Сейчас… — Алька встревоженно взглянула на Ленку и замолкла на полуслове.

Та сидела в кресле неестественно прямо, точно одеревенев, и маленький, черный, блестящий предмет, который Ленка держала в руках, Алька на мгновение приняла за игрушку. Красивую, но странную игрушку, которой никак не могло быть у Ленки.

Ленка подняла вытянутые руки. В лицо Альке уставилось холодное, равнодушное дуло пистолета.

«Откуда он у нее?» — пронеслась в мозгу совершенно ненужная мысль, и также несвоевременно и поразительно ярко вспомнилось, как не дала ей Ленка открыть крышку и настроить инструмент. Больше подумать Алька ни о чем не успела.

Позади нее хлопнула дверь. Ленка вздрогнула всем телом, руки ее упали на колени. Алька обернулась.

На пороге комнаты стояла тетя Шура, бледная, испуганная, прямо в пальто и сапогах.

— Отпустили меня до обхода, здесь ведь недалеко. — Она виновато улыбнулась. — Забыла тут кой-чего, не хотела тебя беспокоить…

Алька резко, всем корпусом, развернулась, со всего маху ударилась плечом о стену, толкнула тетю Шуру и выскочила в коридор. Схватила с галошницы скрипку, дернула ручку входной двери. Та поддалась легко и плавно, и Алька оказалась на лестничной площадке. Она ринулась по лестнице вниз, и тут же в квартире оглушительно грохнуло. Алька на бегу закрыла ладонями уши. Двери начали распахиваться, подъезд наполнился шумом и криками. Алька миновала последний пролет, и тут грохот повторился. Она вылетела на улицу и тяжело опустилась прямо на асфальт у подъезда.

Небо позади голых, черных ветвей тополя во дворе было совсем светлым. Большая, взъерошенная ворона долбила клювом корочку льда, затянувшую глубокую лужу на тротуаре. Заунывно и тоскливо пела сигнализация на одной из стоящих возле дома машин. Наступило утро. Новое утро, в котором больше не было ни Лены Соловьевой, ни ее безнадежно больной матери.

Дмитрий Михалевич с работы в прошедшую ночь так и не ушел. Сделав все, что полагалось сделать после визита Бажниной, он вернулся в свой кабинет. Позвонил домой, сказал жене, что будет только днем, и то не точно. Выслушал в ответ массу не самых приятных вещей, в том числе предупреждение о том, что завтра у него снова разыграется холецистит, потому как нельзя обходиться без ужина и завтрака, тихонько проговорил: «Целую!» — и повесил трубку. А дальше курил сигарету за сигаретой, глядя, как нехотя и медленно темнота за окнами уступает место бледному рассвету. Он ждал этого рассвета, потому что на исходе ночи у него должна была состояться весьма интересная встреча. Подумать только, через одиннадцать лет…

Да, это случилось без малого одиннадцать лет назад. Он только что перевелся из Петербурга в Москву, и первым делом, которое ему дали, было дело о сокольнической молодежной преступной группировке. В окрестностях парка Сокольники группа подростков нападала на одиноких прохожих. Действовали в вечернее время, но не позднее одиннадцати часов, местом нападения выбирались отдаленные, пустынные аллеи парка. Жертвами всегда были мужчины старше среднего возраста, не самого крепкого телосложения, такие, чтобы не могли за себя постоять. Выследить подростков оказалось делом не таким уж простым — повалив и избив человека, мирно прогуливающегося на сон грядущий, преступники обшаривали его карманы, хватали все мало-мальски ценное и растворялись в темноте. Облавы по всему парку долго не давали результата, но все же спустя несколько месяцев малолетних бандитов удалось вычислить и взять на месте преступления. Их оказалось девять — восемь пацанов в возрасте от тринадцати до семнадцати лет и одна девочка. Всем избрали меру пресечения взятие под стражу, так как число пострадавших к этому времени перевалило за тридцать. Слава богу, никто не погиб, но почти все они попадали в больницу с тяжелыми травмами.