— Проводи Тигренка в ванную на втором этаже, — проигнорировав все, велела Шу. — Я сейчас приду.

— Куда девать второго? — Баль кивнула на так и стоящего на коленях полуобморочного шулера.

Сделав пару шагов к мужчине и дотронувшись пальцами до его потного от сраха виска, Шу спросила:

— Готов жить честно?

— Да, вашми… вашсочство! Да! Коне…

— Чш-ш!

Шулер заткнулся, с Шуалейда сделала ему короткое внушение:

— От азартных игр тебя тошнит. От лжи у тебя понос. Тебе нравится помогать людям.

По телу шулера прошла судорога, он резко выдохнул и сорвано прошептал:

— Благодарю, ваше высочество.

Поморщившись — грубая работа, для тонкой остро не хватает знаний и опыта — Шу попросила Бален:

— Отдай его барону Уго, пусть определит на работу.

— Ладно, — хмуро кивнула та, всем своим видом обещая вытребовать ответы на все вопросы, как только они останутся наедине.

— Скоро вернусь, — пообещала Шу и сбежала.

Следовало добыть Тигренку одежду и подумать, что же делать дальше. Намерение дать Тигренку шанс на искупление и новую жизнь безусловно прекрасно. Но как-то Шу пока плохо себе представляла, что именно она будет с ним делать. То есть представляла, но все это было как-то… непохоже на искупление.

Все. Хорош метаться. Хватит того, что я завела себе кота. Тигренок, конечно, не Морковка, зато красивый. Золотой тигр в черную и белую полоску… м-м… а какой он теплый…

Она улыбнулась, вспоминая сладость его дара, и еще раз поблагодарила Двуединых. Она будет ценить и беречь их подарок!

А с недовольством Бален… ну, Бален же умная, она все поймет. Не как Бастерхази. А правильно поймет. Потому что Шу ей все- все объяснит сразу.

Может быть, тогда хоть с Тигренком все получится как нужно, а не как с Даймом и Роне? На этот раз она не станет прятать голову в песок. Она не трусиха. Она — Суардис.

В спорах с самой собой она дошла до так и не разобранной отцовской гардеробной, выбрала Тигренку костюм поскромнее и отправилась обратно. Занятая мыслями, Шу не обращала внимания, куда идет, пока не столкнулась нос к носу с взъерошенной девицей, нагруженной ворохом одежды.

— Не видишь, куда… — начала Шу, осеклась и засмеялась: девица в зеркале засмеялась в ответ. — Ваше высочество сегодня удивительно умны, — пропела Шу, приседая в реверансе. — Спутали зеркало с дверью, забыли, что можно взять все эти сорочки, не выходя из комнаты. Что еще ваше высочество сегодня сделали великого?

«Впали в маразм, — проворчала совесть. — Купили светлого шера, обидели Бален и вот-вот наступите на те же грабли. Ну, будем объяснять все, как есть или опять струсим?»

При воспоминании о том, что получилось в прошлый раз, когда она струсила быть честной, лучезарное настроение померкло. Нет уж, хватит. Потерять еще и Тигренка она не готова. Так что Бален придется выслушать ее и принять факты.

А Шуалейде — надеяться, что после сеанса откровенности она не потеряет единственную подругу.

В гостиной бушевал небольшой ураган. Злость и обида Бален метались по комнате вихрями острого хризолита и волнами темно-еловой горечи. Сама она сидела в кресле лицом к двери, выпрямившись и сжав губы.

— Ну? Ты пришла в себя? — фыркнула Баль, едва Шу переступила порог.

Шуалейда пожала плечами, бросила одежду на пол и опустилась в соседнее кресло.

— Пришла.

— Вот и хорошо. Давай я отнесу одежду, а потом ты его освободишь, — сказала Баль, вставая.

— Нет! Я…

Шу вскочила и нервно схватила первую попавшуюся рубаху, прижала к груди, словно кусок ткани мог как-то защитить ее от неприятного разговора.

Бален посмотрела на нее удивленно и сочувственно.

— Не надо самой. Ты принцесса, а не служанка. Кстати! Тебе не кажется, что сегодня не стоит оставлять Кая одного? После покушения он не в себе. А светлого шера я сама освобожу, ты не волнуйся.

Шу выдохнула, заставляя себя успокоиться и не трусить. Бален права, она зря забыла о Кае. А ведь скоро второе оглашение перед свадьбой. Надо срочно придумать план! Но перед глазами снова золотое сияние, растерянная улыбка…

— Отдай же! — Баль рванула у нее из рук рубаху.

— А? — Шу вздрогнула и потянула белый батист обратно.

— Да что с тобой! Тебя что, Бастерхази околдовал?

При звуке ненавистного имени растревоженные стихии забурили, закружились, и подспудный страх выплеснулся обрывками образов. Тающие в волшебном огне дома и человеческие силуэты; серебряный скорпион на черном алтаре; живое сердце, пульсирующее в колбе; мертвые алые глаза и разметавшиеся по траве седые волосы; падающая на траву земляничная корона Суардисов…

— Нет. — Шу встряхнула головой, отгоняя наваждение… нет, откладывая его в закрома памяти, рассмотреть и обдумать потом. — Никто меня не околдовал. Наоборот, я пришла в себя. Бален, я не отпущу Тигренка.

Баль выпустила рубаху и отступила на шаг.

— Почему?

— Потому что… — Шу запнулась, вздохнула и велела: — Сядь. Мне нужно тебе кое-что объяснить.

Пожав плечами, Бален села. Хмуро уставилась на Шу.

— Хорошо, я слушаю.

— Ладно, я… Мне нужен любовник. Мой собственный любовник, Баль. Не твой муж. И не чужой возлюбленный, как… Дайм.

— В смысле чужой? Он же влюблен в тебя, как мальчишка.

— В меня — как мальчишка, а в Бастерхази — как взрослый мужчина. Дайм сделал свой выбор. Еще тогда… — она скривилась, не в силах даже произнести имени Люкреса.

— Погоди… как? С чего ты взяла? Полковник не мог! — Бален вскочила, сжимая кулаки, метнулась к окну. — Он же светлый, а Бастерхази — чудовище! Полковник Дюбрайн никогда бы не стал доверять этому мерзавцу! Никогда! Ты ошибаешься.

— Я не ошибаюсь, Баль. Я видела их. Они… любят. Оба. Не меня… — закончила она совсем тихо.

— Шу… я не понимаю… — Баль подбежала к ней, присела на корточки перед креслом, взяла руки Шу в свои. — Что ты видела? Наверняка тебе просто показалось…

— Они светились так же, как вы с Энрике. Золото истинной любви. Тут захочешь, не ошибешься.

— Но… Я тоже видела! Вас с полковником Дюбрайном. И золото любви. Ты точно что-то путаешь.

— Не путаю, но это еще не все, Баль. Я не говорила тебе… я струсила, понимаешь? Я боялась, что если скажу, ты не поймешь, обидишься… решишь, что я предала тебя… но… Бастерхази, он… — зажмурившись для храбрости, Шу выпалила: — Он был моим любовником.

Бален молчала.

Шу открыла глаза.

Бален смотрела на нее встревоженно и сочувственно.