— Очень вовремя. Пусть войдет, — кивнула Шу.

Гражданское правосудие всегда, без исключений, осуществляет шер-менталист как минимум категории 3-. В случае, если истец или ответчик считают решение суда безосновательным или противоречащим закону, они могут подать апелляцию в Королевский суд. В случае неоправданной апелляции приговор ужесточается и присуждается выплата штрафа.

Дела шеров 3 категории и выше всегда, независимо от вида правонарушения, рассматривает Королевский суд. В спорных случаях привлекается полпред Конвента.

Новое Шерское уложение

24 день ласточек. Суард

Себастьяно бие Морелле, Стриж

Проводив брата на задание, Стриж вознамерился поспать еще часа три — вставать до рассвета он считал вредным для здоровья и неподобающим истинному музыканту. Но, едва Стриж успел забраться под одеяло и закрыть глаза, в дверь просунулся Хомяк.

— Мастер Стриж, наставник зовет.

Стриж быстро натянул рубаху, штаны и мягкие сапоги, сунул за пояс пару ножей и связал отросшие до плеч волосы в хвост. Через минуту он уже входил в кабинет на втором этаже.

— Светлого утра. — Наставник оглядел его с ног до головы. — Садись.

Сев на стул, Стриж настороженно смотрел, как наставник наливает в бокал густую жидкость из бутылки бурого стекла. Зелье пахло корнем волчьей сыти, горечавкой, мускусом и еще десятком знакомых по аптеке Альгафа веществ. Проще говоря, опасно пахло.

— Пей, Стриж, — велел наставник, встав над ним и протягивая бокал.

На миг показалось, что в тоне его мелькнуло то ли сожаление, то ли сочувствие… От запаха зелья кружилась голова, кишки пытались завязаться узлом, а сгустившаяся по углам Тень звала немедленно нырнуть в нее и бежать, не останавливаясь.

— Что это? — Он поднял глаза. — Зачем?

— Ты должен выпить, — мягко приказал Мастер. — Это твой заказ.

Резко разболелась голова, подкатила тошнота, но Стриж, преодолевая сопротивление тела, взял бокал и поднес ко рту. Глянул на Мастера: точно надо? Тот кивнул.

Задержав дыхание, Стриж влил в себя обжигающую отраву. Мелькнувшую мысль о том, что если это зелье убьет его, он не сможет больше защищать Ориса, он отогнал: Мастер лучше знает, как должно поступать. И если он скажет, что Стриж должен умереть, так тому и быть — но наверняка это не так. Не станет Мастер убивать сына… Ведь не станет!

— Ты сам поймешь, как верно исполнить волю Хисса, мой мальчик, — послышалось сквозь туман, рука отца легла на голову. — Ты справишься и вернешься.

— Вернусь, — кивнул Стриж. Мысли путались, он уже не понимал, где он, куда его несет мутный поток и почему вдруг стало так темно.

Темные волны забытья качали его, подбрасывали и вертели. Волны шептали и кричали на разные голоса. Время от времени казалось, что он разбирает слова:

— Себастьяно бие Сомбра, вооруженное ограбление, пожизненно на рудники… ага… Распишитесь здесь… в кузню его…

Вдруг из волн выметнулись щупальца кракена, схватили за шею — жестко, больно — и потянули на дно. Стриж рванулся вверх, показались багровые звезды, пахнущий разогретым металлом воздух обжег горло. Стриж закашлялся.

— Очнулся? Рановато.

Волны снова подхватили его и куда-то понесли: вниз, глубже и дальше от воздуха, к неведомой опасности. Мерещились лестницы, переходы, затхлая сырость, запах немытых тел и хищных крыс.

— …куда его? — словно прорезал темноту незнакомый голос.

Стриж дернулся: опасность, бежать! Но вязкие волны дурмана обволакивали и не пускали.

— Тащи вниз, к каторжанам и висельникам, там разберутся, — равнодушно ответил другой.

И снова — лестницы, сырость и голодные крысы. В багровом мраке качаются смутные тени без лиц: убийцы? Скрипит металл. Кто-то толкает в спину, волны захлестывают кислой вонью немытых тел. Сипят:

— …и так тесно, начальник!

— Цыц, мясо! Не шуметь!

Хлопнула дверь, заскрежетали засовы. Волны качнули последний раз, захлестнули животным страхом и замерли, оставив Стрижа шататься в попытках вернуть равновесие и понять — откуда придет смерть?

— Кто это к нам пожаловал?

— …какая цыпочка! Глянь, как хочет прилечь!

Кто-то захохотал с присвистом и схватил Стрижа за плечо, заставив дернуться. Чьи-то еще руки зашарили по нему, ощупывая и обыскивая. Тело не слушалось, отравленное зельем. От ужаса, беспомощности и вони кишки снова завязались узлом и полезли наружу, тени и голоса закружились, то удаляясь, то приближаясь. Из клубка змей, поселившихся в животе, поползло шипение: опасность — всех убить!

— Шыпошка-то рашборщивая, — вторил сип снаружи.

— …смотри, Убеда шкуру спустит!

— Пошел он! Хоть развлечься напоследок.

— А терять-то что? Или на рудники, или к колдунье на мясо!

Мясо для колдуньи? Нет! Обойдетесь! Убить всех!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Сквозь обрывки фраз и горькую тошноту начали проступать ощущения: холодный камень под животом и щекой, тупая боль в стянутых за спиной запястьях, сырость… чужие руки, вцепившиеся в разведенные лодыжки, руки на ягодицах… Какого шиса он тут делает?!

— Милашка, беленькая, — пробормотал не то рыбак, не то докер, пахнущий несвежей рыбой и мочой, и схватил Стрижа за нос. — Открой ротик, киска!

— Ша, кр-рветки. Шнащала я!

— А чо сразу ты?

Тошнотное зелье булькало желчью в горле, тело горело от отравы, страх сменялся яростью загнанного зверя. Стриж рванул руки из веревок, но связали его на совесть.

— Горячая штучка, — заржал один из каторжан.

Смрадная камера качалась, рожи расплывались и двоились. Но тело уже почти слушалось — а развлекать приговоренных вместо шлюхи Стриж желал еще меньше, чем сдохнуть.

«Хисс! Отец мой! Зачем ты послал меня сюда? Что я должен сделать?» — мысленно заорал он, пытаясь дотянуться до Тени.

Хисс не откликнулся. Вместо него отозвался дурманный страх: «отымеют и раздавят, как крысу».

«Ткач боится швали. Видел бы наставник», — одернул Стриж сам себя, ухватился за росток злости — и волна ярости смыла отраву, прояснила мысли.

На мгновенье Стриж обмяк, словно обморочная девица — тут же хватка на ногах ослабла, а вонючая рука полезла ему в рот. В следующий миг Стриж со всей силы сжал зубы, лягнул тех, кто его держал, сбросил запутавшегося в штанах шепелявого и вскочил, выплевывая откушенный палец.