Но доклад об Ольге императору требовал оснований. Вдова русского князя, по-ромейски архонта, по аналогии с империей имела властные полномочия. В Константинополе, в отличие от полудикой тогда Европы, императрица даже венчалась на царство перед тем, как выйти замуж за императора, и в случае его смерти определяла судьбу трона. Это снимало все вопросы о ее происхождении. Здесь надо напомнить, что восхождение на трон империи вообще не было ограничено династией, национальностью, социальным происхождением и родом службы. Августейшим императором и василевсом мог стать даже крестьянин; такие случаи действительно были. Повторяю: Восточная Римская империя была государством совершенно иной стадии развития, чем европейские государства, стремившиеся еще только достичь наследственной передачи власти без обычной резни. Элегантность использования яда и кинжала без социальных ограничений была им все еще недоступна.

Долгое стояние Ольги в царьградской гавани, о котором она напомнила послам императора, вернувшись на Русь, явно было вызвано ее отказом от приема в городе по предложенному чиновниками протоколу и требованием признания ее более высокого статуса. Насколько более высокого, мы с вами увидим дальше. Ведь Ольга победила. Чиновники, наконец, «поведали цесарю о ее приходе. И тут же цесарь призвал ее к себе. Она же пошла к нему, нимало не медля.

И увидел ее цесарь весьма красивую лицом и смыслящую в премудрости. Удивился же цесарь разуму ее и, еще побеседовав, сказал ей: “Достойна с нами царствовать в городе этом”.

Она же, уразумев, сказала цесарю: “Я язычница. А если хочешь меня крестить, то крести меня сам. Если этого не сотворишь, то не буду креститься”.

Царь же послушал словес этих и тут же крестил ее вместе с патриархом. Она же, просвещена будучи (святым крещением. – А. Б.), радовалась тогда душой и телом.

И поучал ее патриарх о вере, и так сказал ей: “Благословенна ты среди жен русских, ибо оставила тьму, а свет возлюбила. И благословлять тебя будут сыны русские в последующие дни, потомки внуков твоих!” И заповедал ей о церковном уставе, и о молитве, и о посте, и о милостыне, и о воздержании чистого тела.

Она же, преклонив голову, стояла, как губка впитывающая, внимая учению. И поклонившись патриарху, сказала: “Молитвами твоими сохранена буду, честнейший владыка, от сети неприязненной”. Было ведь имя наречено ей в святом крещении Елена, как древней цесарице, матери Великого Константина[150].

И благословил ее патриарх и отпустил.

И после крещения призвал ее цесарь и сказал ей: «Хочу взять тебя себе женой”.

Она же сказала: “Как хочешь меня взять, окрестив меня сам и назвав меня своей дочерью? У христиан нет такого закона, ты, цесарь, сам ведаешь”.

И сказал цесарь предстоящим тут вельможам своим: “Упремудрила меня Ольга словами своими!” – была же она мудра на слова.

Цесарь же тот Цимисхий, слыша речи ее, дал ей дары многие: золото, и серебро, и паволоки, и сосуды различные. И тут цесарь отпустил ее, нарек себе дочерью.

И Ольга, княгиня русская, желая возвратиться в страну свою, пришла к патриарху, благословения прося дому своему, и сказала ему: “Люди мои язычники, и сын мой тоже язычник, да сохранил бы меня Бог от всякого зла”.

И сказал ей патриарх: “Чадо верное, во Христа крестилась, во Христа облачись, Христос будет хранить тебя, как сохранил Еноха в первом роду, и потом Ноя в ковчеге, Авраама от Авимелеха, Лота от содомян, Моисея от фараона, Давида от Саула, трех отроков от печи, Даниила от зверей – так и тебя избавит от неприязни и от сетей его”.

И благословив, патриарх со вселенским собором[151] отпустил ее с миром в свою землю.

И пришла она опять в Киев, приняв святое крещение и Божественные дары в Цесарском граде от святейшего патриарха. Это было так же, как при Соломоне царе: пришла эфиопская царица к Соломону, слышать желая мудрость Соломонову многую и знамения видеть; так эта блаженная Ольга искала добра и Мудрости Божьей; но та человеческой, а эта Божьей».

Рассказ Древнейшего сказания, дополненный возвышенными словами первых христиан-летописцев, на этом не завершился. В нем не без злорадства к византийцам описано крушение их ожиданий, что крещеная русская княгиня будет служить интересам империи ромеев:

«К этой же Ольге, когда она уже пришла в Киев, – гласит сказание, – как о ней прежде сказали, послал к ней царь Цимисхий, говоря так: “Многим одарил тебя; ты мне ведь говорила так, что ‘когда возвращусь в Русь, многие дары пришлю тебе, челядь, и воск, и меха, и воинов в помощь’ ”.

И отвечала Ольга, и сказала Соломеру[152] (послу императора. – А. Б.): “Если ты так говоришь от Цимисхия цесаря, скажи ему: ‘Так придя, постой у меня на Почайне, как я у тебя в Суду (гавани Царьграда. – А. Б.) стояла, так тогда дам тебе’ ”. И еще таких слов говорила много, и после отпустила приходивших послов в Царский город».

Легко заметить, что древнейший сказитель, весьма польщенный вниманием императора к Ольге, основал описание ее посольства на довольно ехидной дружинной байке, популярной в кругу буйных богатырей князя Владимира Святославича. Никон Великий, излагая в Начальном своде Древнейшее сказание, знал, что Ольга долго ждала приема у императора и обсуждала с ним серьезные военные и экономические темы, но удержаться от шуточек в дружинном духе тоже не смог. Цесарь, по его словам, сразу позвал Ольгу к себе, а она «пошла к нему, нимало не медля». «И увидел ее цесарь весьма красивую лицом и смыслящую в премудрости. Удивился цесарь разуму ее» и после краткой беседы распалился настолько, что предложил выйти за него замуж. Ольга его намерения «уразумела» и потребовала, чтобы он лично ее крестил.

Цесарь выступил восприемником княгини, крещенной патриархом Полиевктом[153] под именем Елена, в честь равноапостольной матери Константина Великого. И немедля продолжил свои домогательства: «Хочу взять тебя в жены». – «Как ты хочешь взять меня, – заметила Ольга, – окрестив меня сам и назвав своей дочерью? У христиан нет такого закона». Придя в себя, цесарь сказал вельможам: «Перемудрила меня Ольга словами своими!» И богато одарив княгиню, отпустил восвояси, назвав дочерью.

Для сказителя и летописцев это «назвал дочерью» было игрой слов, позволявшей сначала подвергнуть Ольгу похотливому интересу императора, а затем спасти от него. Однако в Восточной Римской империи такими словами не бросались. В идеальной имперской модели мира «духовный сын» императора занимал очень высокое место среди земных правителей (которые, естественно, все были ниже цесаря басилевса автократора). Таким «сыном» для Константина Багрянородного был, например, царь Болгарии – ближайшего соседа и временами главного военного противника империи в Европе.

Объявление «сыном» или, как в уникальном случае с нашей княгиней, «дочерью» означало,