музыка. Сжимала ремешок сумки, пытаясь хоть как-то справиться с шоком от всего происходящего. По мере моих шагов свет потухал. Медленно… Это не пугало, нет. Я словно вела за собой тьму, скрывающую мои следы.

Он все понял… Не обманула. Не провела. А так глупо было надеяться!

Вот только что я ему теперь скажу? Что?

Что струсила? Что боюсь за жизнь родителей, за Вадима, да за себя, в конце-то концов!

Да! Так и скажу. А ещё скажу, что мы не можем быть вместе, потому что я не переживу, если с моими близкими что-то случится. Иванецкий… Он же ни перед чем не остановится! Я – средство для него! Доказательство, что этот «золотой мальчик» достигает поставленных целей, а остальное – сопутствующие потери, к которым он отнес и меня, и мою просранную жизнь.

Внезапно темная лента коридора закончилась, впуская меня в полумрак уютного зала ресторана. Все было знакомо… По углам горели камины, под потолком переливались ленты бусин, а в самом центре за накрытым столом сидел он…

Моё сердце отчаянно затрепыхалось, дыхание перехватило, будто морозного воздуха вдохнула, а по коже поползли бесконтрольные волны мурашек.

Вадим в каком-то жесте отчаяния поддерживал голову руками, напряженно смотря за тем, как струится дым от сигареты, лежавшей в хрустальной пепельнице. Он будто был так далеко в своих мыслях, что и тревожить не хотелось. И с каждой секундой, что смотрела на его красивый профиль, решимость моя таяла…

Тёмные брови его были сведены к переносице, подчеркивая глубокие морщинки размышлений, веки прикрыты, а губы сомкнуты в жесткую нить. Оглаживала взглядом щетину, сползающую к шее, затормозила на подрагивающем кадыке.

Подушечки пальцев огнем горели… Тело так явно вспомнило, каково это – быть прижатой к его крепкой груди, как хорошо дышится сладостью кожи с тонкими нотками табака и свежестью терпкой мяты. Нет, это безумие…

Я готова была сделать шаг! Но не вперёд… А назад.

Мозг приказывал телу уйти! Скрыться в темноте и даже не пытаться творить глупости! Но тело… Я сделала шаг, но только не назад. Так смело вышагнула из своего укрытия, что не сдержала пораженческого стона.

И это стало началом конца…

Вадим медленно открыл глаза и повернул в мою сторону голову. И взгляд его ожил… Губ коснулась улыбка, под щетиной показались ямочки, совершенно не вяжущиеся с просыпающейся в его серых глазах похотью.

Это коварство его внешности порой убивало! В нём было море спокойствия! Океан! И движения мягкие, и походка вкрадчивая. Но все менялось в одночасье… Огонь, что жил в этом мужчине, прорывался внезапно, он овладевал мной, лишая возможности сопротивляться, сметал все бредовые мысли, подчинял, но не через силу, боль и приказы… Он просто покорял мою душу без единого выстрела.

Капитуляция.

Полная.

Вадим улыбнулся и откинулся на спинку кресла в стоическом ожидании. Он словно давал время прийти в себя, привыкнуть… Нет. Свыкнуться! Его руки в расслабленном жесте опустились на подлокотники. Ждал он, молчала и я…. Идиотская ситуация. А вдруг он ничего не понял? Вдруг просто разводит, и ещё есть шанс следовать своему плану?

Стоп. Леся, а какой у тебя план?

Сдаться в плен Иванецкому?

Ждать, что однажды проснешься окольцованной и изнасилованной?

Стать нашивкой его очередной победы?

Руки опустились, роняя сумку на пол. Пальцы дрогнули, пробегаясь по низу кожаной куртки, сжали, буквально сдирая её с себя!

Мне было нечем дышать! Я стонала, пытаясь вдохнуть воздух! Одежда будто сдавливала легкие, обжигала кожу! По венам текла не кровь, а сжирающая заживо лава.

Вадим мягко рассмеялся, с шумом отодвинул кресло, встал и медленно обошёл стол, не сводя с меня своего фирменного ледяного взгляда. Движения его были плавными, ровными, успокаивающими… Звук каждого шага становился отбивкой для сердца.

Дрожала, задыхалась и молилась, чтобы не передумал!

Шаг… Шаг…

Носа коснулись пьяная смородина и свежесть морского бриза, закрыла глаза, пытаясь поймать равновесие, чтобы не рухнуть в обморок. Но ноги отказывали… Я, как последний октябрьский листок, стала падать прямо на пол. Но мне не дали. Его сильные руки бережно подхватили меня, буквально вжимая в себя.

Он не таился, не пытался сдерживаться. Прижимал так, что дышать было трудно! Но так сладко… Скреблась, как кошка, впиваясь ногтями в его рубашку. Драла ткань, желая лишь припасть к горячей коже.

И время вспыхнуло… Минуты растворились, забыв о нас.

Мир будто схлопнулся вокруг безвоздушной барокамерой, лишив кислорода и терпения. Мы с жадностью дышали друг другом. Руки блуждали по телу, из горла вырывались то ли всхлипы, то ли рычание.

И не было здесь места стеснению. Именно так выглядит потребность. Ты сдираешь кожу, плавишься, потому что мало! Мало касаний! Мало тепла! Хочется утонуть друг в друге, забыв о том, что происходит за стенами этого ресторана.

– Моя девочка…

Слёзы рвались наружу, скользя по лицу непрекращающимся потоком боли.

Его сильные пальцы впивались в кожу, сминали мягкость кашемирового платья, и я слышала, как трещат его нити. Он помогал… Чувствовал, что нет сил терпеть! Нет времени ждать…

И лишь когда платье рухнуло на пол, я заскулила, буквально запрыгивая на него. Обнимала ногами, сжимая колени с такой силой, что Вадим сначала поморщиться, а потом хрипло рассмеялся.

Нам не нужны были слова. Наши души настолько истосковались друг по другу, что взгляды стали говорящими, живыми, обжигающими правдой.

Схватила воротник его рубашки и мучительно медленно стала перебирать пуговицы, пока не раскрыла настолько, чтобы можно было подушечками пальцев пройтись по рваному следу от ножа. Мой Вадя…

– Держись, – прошептал он, отпуская руки с моей задницы. Схватил себя за ворот и с силой рванул, что аж пуговицы заскакали по каменному полу. Прижался кожа к коже, и мы застонала в унисон.

Реальность поплыла… Все вокруг замигало, будто я оказалась внутри новогодней ели с миллионом огоньков. Сжала его лицо ладонями, провела носом по мягким губам, пахнущим алкоголем и пряным табаком, и поцеловала.

Силы покинули меня… Мысли бились птицами, сердце смиренно постукивало, а мозг пьяно пел: «Теперь вы вместе…».

Его губы стали жесткими, требовательными. Язык буквально вонзился в мой рот, утягивая в танец страсти. То и дело бились зубами, не замечая боли, звука…

Мы были вместе!

Тишину нарушил треск ткани моего белья, и горячая ладонь накрыла складочки. Он играл пальцами, растягивая влагу. Кружил, концентрируя пламя внизу живота, но плавность его движений сменялась настойчивостью и резкостью, и вот я уже содрогалась крупной дрожью, отчаянно подкидывая бёдра в такт его пытки.

Я буквально рухнула спиной на мягкий диван, согнулась,