Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не совсем, – начал было я, но тут же получил тычок в рёбра. – Шучу… Выходи, по-хорошему прошу!
– А иначе?
– А иначе я затрахаю тебя до смерти, а потом все равно замуж возьму! А потом снова затрахаю…
– Гадкий Вадик! – она расхохоталась, падая спиной на руль. Смеялась, смотря вверх тормашками в небо, бегала пальчиками по моим волосам, спускалась на щетину. Словно на ощупь пыталась запомнить, запечатлеть этот момент кожей, чтобы никогда не забывать. – И ведь не откажешь. Вот скажи, Вьюник, откуда в тебе столько обаяния?
– Ты мне зубы не заговаривай, Леська! – рыкнул я, теряя всяческое терпение. – Берёшь кота в мешке?
– Беру! – она взвизгнула, прижалась, отчаянно пытаясь придушить меня в крепости своих объятий. – Только и я не робкая лань, Вадюша. Ты сразу иллюзии свои про скромницу и умницу в дальний уголок прибери. А лучше выброси.
– Усмирим, приручим, вылюбим, – поймал её губы и буквально впился, заглушая свой стон облегчения. Моя… Моя…
Леся слушала биение моего сердца, разглядывая аккуратный бриллиант на правой руке, улыбалась, думая, что я не понимаю, и постепенно свыкалась с этой непростой мыслью, пока я курил в открытое окно, пытаясь понять, как начать…
– Детка, ты мне веришь?
– Ой-ой… Это плохое начало. С таких фраз начинаются разводы, новости о внебрачных детях и прочее… Ты ещё под венец меня не отвел, Вадя, имей совесть!
– Ты мне доверяешь? – уже с нажимом продолжил я, прикуривая новую сигарету.
Леся все поняла. Вздрогнула, немного зависла, пользуясь моим бесконечным терпением, чтобы восстановить сбившееся дыхание. А потом так смело поднялась, нервно шерудя пальчиками по пуговицам рубашки. Успокаивалась.
– Я мало что помню…
– Лесь, мне важно все. От и до, – положил ладонь на её трясущуюся руку и сжал. – Все сказанное наедине остаётся между нами. Я никому не расскажу, если ты будешь против.
– Но…
– Леся, – взял её за подбородок, чуть приподнял голову, чтобы в глаза смотрела, и улыбнулся. – Ты со мной, Лесь. Со мной… Уже все, можно дышать, смеяться и быть счастливой. Но чтобы мы могли быть счастливыми оба, то я должен знать все, что ты помнишь.
Леся с горечью вздохнула, поджала губы и начала рассказ.
С самого начала, где её отец пришел с радостной новостью, что для его дочери найден идеальный кандидат в мужья. Леся сначала смущалась, сдерживала эмоции, но уже через пару минут так воодушевленно рассказывала и про Иванецкого, с детства бродящего за ней по пятам, и про сбрендившего отца, и про Лиду Воронкову…
Держал себя в руках из последних сил. Утешал, обнимал и успокаивающе поглаживал по щеке, а сам пылал изнутри… Ярость кипела с такой силой, что скрежетали зубы. Вновь и вновь представлял, как собственными руками буду душить Иванецкого, наслаждаясь хрустом его гнилых позвонков, пока Леся не проронила одну занятную «погремуху»…
Дождался, пока она успокоится, медленно и максимально аккуратно перебирал её волосы, вырисовывал узоры на коже головы и терпел. Перекатывал на языке горечь, скапливающуюся ртутным шариком, и просто ждал момент.
– Ты сказала – Череп?
– Порох, – Леся поправила меня машинально и тут же напряглась. Вскинула голову, путаясь в рассыпавшихся волосах цвета платины. – Ты его знаешь?
– Да, – мог соврать, но не стал. Мне её доверие ещё долго заслуживать придётся после ситуации с Нинкой. Вот и сейчас язык соврать не повернулся. – Но давай договоримся, что ты об этом забудешь?
– Вадим! – она закрыла ладонями рот, и в глазах заискрился животный страх. Такой реальный ужас, что передается окружающим. Боже, что же ей пришлось пережить одной… – Не смей! Пообещай, что ты не будешь сам в этом копаться! Пообещай!
– Обещаю, – а вот тут я соврал с поразительной лёгкостью… – Едем домой.
Леся поглаживала мою руку и не задавала вопросов. Она словно была так далеко от меня, блуждала в мыслях, лишь иногда замирая, но потом снова начинала игру пальчиков. Лежала головой на моих коленях, не желая находиться в тягостном одиночестве ни единой минуты! Монотонно расстегивала пуговицы на рубашке, а потом застегивала, едва касаясь кожи кончиками пальцев. И приподнялась, чтобы осмотреться, где мы, лишь когда въехали на подземную парковку жилого комплекса.
– Я думала, мы домой… К Кларе Ивановне и Акишеву… – Леся была взволнована, оправляла платье, крутила на пальце кольцо и все время оборачивалась. – Где мы?
– Мы приехали к моим родителям.
– Ты серьезно? Ну нееет… В таком виде? Почти в час ночи? Вадик! Я никуда не пойду! – завизжала Леська и так забавно стала разбирать волосы пальцами. Смотрела в зеркало козырька, пытаясь сообразить что-то из спутавшихся прядей, но ничего не выходило. Она нервничала, дергала их, творя ещё больший хаос.
– Леся, мы все равно туда пойдем, но ты можешь сильно сэкономить время и силы нам обоим. Есть разница – прийти в гости в час ночи или в два? – достал из подлокотника тонкую расческу, упаковку влажных салфеток, потому что следы её размазанной помады навевали совсем не серьезный настрой.
– Да на мне даже нет трусов! – она дёрнула подол платья, очевидно, чтобы напомнить, что я самолично растерзал их, не желая медлить ни секунды. – Как я в таком виде пойду? Они же меня за шлёндру примут! И будут правы, между прочим!
– Они примут тебя за мою невесту, да и под платье никто заглядывать не станет. На лбу же не написано, что ты там голая, – мне было больно наблюдать за её мучениями. Леся то приглаживала чуть вьющиеся локоны, то, наоборот, взбивала, а потом подняла в высокий хвост и стала одной рукой рыться в своей сумочке.
– Черт! Черт! Черт!
– Лесь, успокойся, – я сдернул с подголовника галстук, развязал узел и протянул ей. – Сойдет?
– Боже… Вадя, ты подумай ещё раз! Безтрусая невеста сына – к беде!
– Глупости. Женщина без трусов только к счастью.
– Или к дождю, – вдруг рассмеялась Леся, наконец-то усмирив свою гриву в аккуратный пучок.
Мы в обнимку поднимались в лифте, когда телефон брякнул входящим сообщением от Акишева.
«7 НОЧЕЙ горит, Вадь… Пожарные работают, следаков я уже нахлобучил. Камеры смотрим. Все под контролем».
Внутри все оборвалось. Перед глазами расползался алый туман ярости, а сердце превратилось в камень, не знающий ни пощады, ни жалости… И дело даже не в деньгах. Дело в памяти… Этот ресторан был моментом счастья в моей скучной жизни.