Шрифт:
Интервал:
Закладка:
531 Лучшие примеры спонтанного порождения архетипических образов обнаруживаются среди людей, особенно детей, живущих в среде, где о каком-либо непосредственном знании традиций не может быть и речи. Окружение нашей маленькой сновидицы было знакомо только с христианской традицией, да и то крайне поверхностно. Христианские следы могли быть представлены в ее снах такими понятиями, как Бог, ангелы, небеса, ад и зло, но то, как они преподносятся, указывает на традицию явно нехристианского происхождения.
532 Возьмем первый сон, в котором Бог в облике четырех богов появляется из «четырех углов». Углов чего? В сновидении не упоминается комната. Комната вообще не вписывается в общую картину, ибо речь явно идет о некоем космическом событии. Кватерность (четвертичность) сама по себе странная идея, но она играет большую роль в восточных религиях и философиях. В христианской традиции она была вытеснена Троицей – понятием, которое наверняка было девочке известно. Но кто из современных представителей среднего класса знает о божественной четвертичности? В Средние века эта идея была достаточно распространена среди приверженцев герменевтической философии, но в начале восемнадцатого века исчерпала свой потенциал и вот уже два столетия пребывает в полном забвении. Откуда же тогда ее могла почерпнуть девочка? Из виде´ния Иезекииля? Но нет такого христианского учения, которое отождествляло бы херувима с Богом.
533 Тот же вопрос можно задать и по поводу рогатого змея. В Библии, правда, встречается много рогатых животных, например в Откровении (гл. 13). Но все они явно четвероногие, хотя их повелитель – дракон, что по-гречески (drakon) означает «змей». В латинской алхимии рогатый змей фигурирует как quadricornutus serpens (четырехрогий змей), символ Меркурия и антагонист христианской Троицы. Однако это весьма слабый аргумент. Насколько мне известно, об этом упоминает только один автор[189].
534 Во втором сне появляется определенно нехристианский мотив, представляющий собой взаимообращение ценностей: языческие пляски на небесах и благодеяния ангелов в аду. Это явно свидетельствует о релятивизации моральных ценностей. Откуда ребенок мог взять столь революционную и современную идею, достойную гения Ницше? Такая идея не чужда философским воззрениям Востока, но где найти ее среди детей и каково ее место в сознании восьмилетней девочки?
535 Этот вопрос влечет за собой следующий: каков компенсаторный смысл сновидений, которым девочка придавала столь важное значение, что подарила их отцу на Рождество?
536 Если бы сновидец был первобытным знахарем, можно было бы предположить, что это вариации на философские темы смерти, воскресения или восстановления, происхождения мира, сотворения человека и относительности ценностей (Лао-цзы: «Высокое покоится на низком»). Бесполезно искать в них смысл, если пытаться толковать их с позиций личного опыта. Однако, как я уже говорил, эти сновидения, несомненно, содержат représentations collectives и в некотором роде аналогичны поучениям перед обрядом инициации в первобытных племенах. В это время юноши узнают о Боге, богах или животных, от которых происходит их племя, о том, как были сотворены мир и человек, каким будет конец света и в чем смысл смерти. А когда мы, в нашей христианской культуре, рассказываем о подобных вещах? В начале подросткового возраста. Однако многие люди вновь задумываются об этом в старости, при приближении смерти.
537 Так получилось, что наша сновидица находилась в обеих этих ситуациях сразу: она приближалась к половой зрелости и в то же время к концу своей жизни. Практически ничто в символике сновидений не указывает на начало нормальной взрослой жизни, зато есть множество аллюзий на разрушение и восстановление. Когда я впервые прочитал эти сны, у меня возникло жуткое чувство, что они предвещают беду. Причина этого чувства заключалась в особом характере компенсации, которую я вывел из их символики. Она была противоположна всему тому, что можно ожидать найти в сознании восьмилетней девочки. Ее сны раскрывали новое и довольно пугающее видение жизни и смерти. Последнее свойственно тем, кто оглядывается на прожитую жизнь, а не смотрит вперед на ее естественное продолжение. Атмосфера этих снов скорее была созвучна старой римской поговорке vita somnium breve (жизнь – это краткий сон) и не содержала ни единого намека на радость и изобилие весны жизни. Для этого ребенка жизнь была ver sacrum vovendum, обетом весеннего жертвоприношения. Опыт показывает, что приближение смерти отбрасывает на жизнь и сны жертвы adumbratio, предваряющую тень. Даже алтарь в наших христианских церквях представляет собой, с одной стороны, гробницу, а с другой – место воскресения, то есть трансформации смерти в вечную жизнь.
538 Таковы основные мысли, которые содержали сновидения ребенка. Они были подготовкой к смерти, выраженной в коротких историях наподобие сказок, которые рассказывают во время первобытного обряда инициации, или дзен-буддистских коанов. Подобные наставления не похожи на ортодоксальное христианское учение, но больше напоминают примитивное мышление. По всей вероятности, они возникли вне исторической традиции, в том средоточии, что с незапамятных времен питало философские и религиозные размышления о жизни и смерти.
539 В случае с этой девочкой будущие события словно отбрасывали свою тень в настоящее, пробуждая обычно дремлющие мыслеформы, которые описывают или сопровождают приближение фатального исхода. Эти мыслеформы обнаруживаются везде и во все времена. Хотя конкретная форма их выражения носит более или менее личностный характер, их общая структура коллективна, подобно тому как инстинкты различаются у разных видов животных и все же служат одной и той же общей цели. Мы не считаем, что каждое новорожденное животное приобретает свои инстинкты индивидуально. Следовательно, мы не должны полагать, что и человек, родившись, заново изобретает присущие его виду способы реагирования. Подобно инстинктам, коллективные мыслеобразы человеческого разума присутствуют с рождения, наследуются и функционируют, при возникновении соответствующих обстоятельств, более или менее одинаковым образом у всех нас.
540 Эмоциональные проявления основаны на аналогичных моделях и одинаковы во всем мире. Мы понимаем их даже у животных, и сами животные понимают друг друга, даже если они принадлежат к разным видам. А как насчет насекомых с их сложными симбиотическими функциями? Большинство из них не знает своих родителей, и учить их некому. Почему же тогда мы должны считать, что человек – единственное существо, лишенное специфических инстинктов, или что его психика не содержит следов своей эволюции? Естественно, если вы отождествляете психику с сознанием, вы легко можете прийти