– Ну, в целом да.

– А вот еще: «Оно полностью развивается – окоченение то есть – за два – три часа». Еще один разброс во времени.

– Э… да.

– «Это состояние сохраняется от нескольких часов до шести – восьми дней». А вот это уже огромная погрешность, доктор!

– Вы совершенно правы, – еле заметно улыбнувшись, произнес Кэмерон. – Но кроме трупного окоченения, нужно принимать во внимание и другие обстоятельства. Вы же не хотите сказать, что возраст нашего трупа был шесть – восемь дней?

– Нет-нет, доктор. Но в книге говорится: «Средняя длительность окоченения составляет от двадцати четырех до сорока восьми часов». То есть речь в работе этого ученого идет вовсе не о двух-трех часах. А теперь, доктор, ответьте, когда вы обнаружили труп в три часа дня, насколько сильно развилось трупное окоченение?

– Достаточно, – произнес Кэмерон. – То есть, выражаясь языком вашего авторитетного ученого, трупное окоченение полностью развилось. Отсюда можно сделать вывод, что человек был мертв не менее шести часов. А принимая во внимание появление трупных пятен и еще кое-какие признаки – значительно дольше. Если взять за основу для диагностики утверждение мистера Диксона Манна, то можно допустить, что смерть наступила тринадцатью часами ранее. Десять часов с начала процесса трупного окоченения плюс три часа на то, чтобы оно развилось полностью. Иными словами, если смерть наступила в промежутке времени между полуночью и девятью часами утра, то к трем часам дня труп уже полностью окоченел. Если, конечно, на процесс окоченения не повлияли какие-то не учтенные нами аномальные факторы.

– Да, но… – поспешил вставить Макферсон.

– Да, это как раз то, о чем я хотел… – пробормотал Дункан.

– Минуту! – прервал обоих доктор. – Сейчас я не оговорил возможность того, что трупное окоченение полностью развилось еще до того, как я осмотрел тело. Допустим, оно развивалось медленно и полностью развилось, например, к часу дня. Таким образом, можно допустить, что смерть наступила в двадцать два часа предыдущего дня. Собственно, я уже упомянул о том, что подобное не исключено.

Макферсон кивнул.

– Кэмпбелл обладал завидным здоровьем, – продолжил Кэмерон, – и умер от внезапного удара. Если вы обратитесь к работе вашего авторитетного ученого, Дункан, то прочитаете его суждение о том, что при таких обстоятельствах трупное окоченение скорее всего будет развиваться медленнее, чем обычно.

– Да, доктор, но вы также можете там прочитать и то, что если человек изнурен и подавлен, то окоченение наступает очень быстро. У Кэмпбелла явно выдалась тяжелая ночь. Он подрался с мистером Уотерсом около девяти часов вечера, а позднее – с мистером Гоуэном. К тому же Кэмпбелл изрядно накачался виски, что уже само по себе оказывает на человека расслабляющий эффект. Впрочем, – поспешно добавил констебль, заметив слабую улыбку на лице Уимзи, – его действие могло и ослабеть. Утром он ушел из дому голодным – вскрытие ведь показало, что Кэмпбелл не завтракал, – а потом ехал за рулем двадцать семь миль. Разве он не был достаточно измотан на момент убийства?

– Судя по всему, вы детально все продумали, Дункан, – заметил доктор. – Вижу, с вами нужно держать ухо востро, а не то попадешь впросак. Средняя продолжительность трупного окоченения варьируется от двадцати четырех до сорока восьми часов. Тело Кэмпбелла полностью окоченело, когда я увидел его во вторник в три часа дня. Окоченение также наблюдалось и в среду вечером, когда его клали в гроб. В четверг вечером, когда я вскрывал тело в присутствии некоторых из вас, джентльмены, окоченение полностью прошло, что вполне соответствует его средней продолжительности. Обычно быстрое развитие окоченения сопровождается его более коротким течением. И наоборот, медленное развитие – более длительным. В нашем случае очень похоже, что окоченение развивалось медленно. Именно поэтому я пришел к заключению, что смерть потерпевшего наступила около полуночи. Это подтверждает внешний вид тела и кровоподтеков.

– А как насчет содержимого желудка? – спросил сэр Максвелл.

– Желудок потерпевшего содержал виски, – сухо промолвил доктор. – Однако я не скажу, в котором часу вечера понедельника покойный его употреблял.

– Но, – произнес Дункан, – если предположить, что смерть Кэмпбелла наступила не раньше девяти часов утра вторника, то продолжительность окоченения сокращается.

– Естественно. Если до утра вторника он был жив, то продолжительность окоченения ограничивается примерно тридцатью шестью часами. И все же я могу с уверенностью говорить лишь о периоде времени между тремя часами дня вторника и семью часами вечера среды, когда я передал тело похоронному агенту.

– Что же получается? – сказал прокурор. – Все указывает на то, что смерть наступила около полуночи. И все же, несмотря на это, существует погрешность в час или два в ту или иную сторону.

– Именно так.

– А может эта погрешность увеличиться до восьми-девяти часов?

– Мне бы не хотелось так думать. Однако я не стану утверждать, что это исключено. В природе вообще почти нет ничего невозможного, так что ошибки в диагнозе вполне вероятны.

– Так-так… – протянул сержант Дэлзиел, с неприязнью взирая на констебля. – Вы же слышали, что сказал доктор. Он признал, что ошибки вполне возможны, а вы продолжаете ставить под сомнение его опыт со своим трупным окоченением, стариком отцом и своей книжонкой. Остается лишь надеяться, что для подобной дерзости имеется веская причина. Простите великодушно моего подчиненного, доктор. Дункан – хороший парень, но чересчур уж усердный.

Решив, что ему разрешено продолжить, и вспыхнув до корней волос, констебль снова заговорил:

– Я начал свои рассуждения с того, что фактически только мистер Грэм находился рядом с тем местом, где обнаружили труп. Местонахождение остальных подозреваемых так и не было установлено точно, однако у нас есть показания, что во вторник утром мистера Грэма видели в Багреннане. И он сам это подтверждает.

– Это факт, – кивнул прокурор. – В отчете написано, что некий Браун видел Грэма, бредущего по берегу Кри недалеко от Багреннана в половине двенадцатого утра вторника. Свидетель утверждает, что Грэм шел вверх по течению реки, а когда заметил его, поспешно спустился с берега вниз, словно не желал быть узнанным. Данное обстоятельство выглядит довольно подозрительно.

– Именно! – взволнованно воскликнул Дункан. – Что пояснил Грэм на допросе? Сначала он вообще отказывался признаваться, где провел ночь понедельника. И это еще до того, как смерть Кэмпбелла была признана убийством. А когда в газетах сообщили об убийстве, у него сразу возникло фальшивое алиби. Да и то только на ночь понедельника.

– Подождите, Дункан, – перебил молодого человека сэр Максвелл. – Если, как вы предполагаете, Грэм не совершал убийство до утра вторника, зачем ему было предоставлять алиби на ночь понедельника? Он же понимал, что оно ему никак не поможет.

– Собственно, так и есть, – ответил констебль. – Алиби ему составила дама, но почему? Стало известно, что преступление было совершено в понедельник ночью. Далее эта самая дама, знающая, что Грэм виновен в преступлении, но не посвященная в подробности, попала в расставленные для нее силки. Она произнесла такую фразу: «Он не мог этого сделать, потому что находился со мной». Тогда сержант Дэлзиел неожиданно спросил: «Как долго Грэм пробыл у вас в доме?» И она ответила: «До девяти часов», – прекрасно понимая, что если она ответит «до двенадцати», то следующий вопрос будет, не видел ли кто-нибудь, как мистер Грэм уходил от нее. В это время дня народу на улице немало, так что остаться незамеченным не представляется возможным. Узнав о ее визите в полицию, Грэм сказал себе: «Нужно придумать что-нибудь получше. Меня наверняка узнал тот парень на берегу. Поэтому скажу-ка я, что два дня и две ночи рыбачил в Багреннане с Джимми Флемингом. И Джимми, конечно, подтвердит мои слова». После этого мистер Грэм пришел в полицию и озвучил еще одно алиби.