– Насколько я могу судить из отчета, Джимми Флеминг полностью подтвердил показания мистера Грэма, – заметил прокурор, перебирая лежавшие на столе бумаги.

– Разумеется, – кивнул Дункан. – Ведь Джимми Флеминг – самый отъявленный лжец в нашей округе. Кроме того, эта шайка браконьеров Грэма просто обожает. Каждый из них поклянется в чем угодно, лишь бы защитить его.

– Это верно, – сказал Макферсон. – К тому же им, наверное, и не потребовалось лгать. Они полночи удили рыбу, а потом полдня отсыпались. Что могло помешать Грэму потихоньку улизнуть от них, совершить убийство и нарисовать картину? Они бы даже не заметили его отсутствия. А если бы и заметили, он объяснил бы, что пошел прогуляться.

– Итак, Дункан, в котором часу, по вашему мнению, Кэмпбелл приехал в Миннох?

– Ну, это ясно, – вступил в разговор Уимзи. – Нужно воспользоваться хронологической таблицей Фергюсона, поскольку нет причины сомневаться в ней. Если Кэмпбелл выехал из дома в половине восьмого и двигался с привычной скоростью, то преодолел двадцать семь миль примерно за час и, скажем, прибыл на место в половине девятого, установил мольберт и разложил рисовальные принадлежности. Без четверти девять в Миннохе появляется вышедший на прогулку Грэм. Они ссорятся. Кэмпбелл падает с обрыва и разбивается. Сейчас лето, солнце встает рано. Грэм начал рисовать картину в девять часов. На это у него ушло полтора часа. Мы знаем это, поскольку я лично засекал время на эксперименте. Следовательно, закончил он в половине одиннадцатого. Однако нам известно, что в начале двенадцатого Грэм все еще находился в Миннохе. Скорее всего написание картины заняло у него больше времени. Когда я проводил эксперимент, он справился с задачей чуть быстрее, чем когда рисовал оригинал. Продолжаю свои рассуждения. После того как картина была завершена и дорога очистилась от нежелательных свидетелей, Грэм вернулся к своим спящим друзьям, которые впоследствии поклялись, что двое суток не спускали с него глаз. Такую версию вы собирались изложить, Дункан?

– Да.

– Что ж, версия весьма недурна. В известной степени, – продолжил его светлость с видом человека, смакующего выдержанный портвейн. – Меня в ней смутили три детали, но, вероятно, эти мои сомнения можно развеять. Доктор мог ошибиться в расчетах. Если он сам это признает, то мы и подавно. Далее. Кто съел завтрак Кэмпбелла? Можно предположить, что, изрядно набравшись накануне вечером, он все же самоотверженно пожарил яичницу с беконом. Но ему почему-то не понравился вид приготовленного блюда, и он его выбросил в мусорное ведро. Или же завтрак съела миссис Грин и постеснялась в этом признаться. Есть еще вариант. Завтрак съел сам Кэмпбелл, но его стошнило, и он решил залить пустоту очередной порцией виски. Какие-нибудь из моих предположений противоречат состоянию тела на момент его обнаружения, а, доктор? И потом, эти масляные пятна в «моррисе» Кэмпбелла. Мы предположили, что их оставили велосипедные шины. Но ведь они могли появиться по какой-то другой причине. Я сам первым делом обратил на них внимание, но не стал бы фанатично отстаивать первоначальное объяснение их возникновения. Эти пятна не настолько важны, чтобы рушить из-за них всю версию.

Но более всего в тщательно продуманной версии Дункана меня смущает свидетель, видевший, как в девять тридцать пять машина проезжала поворот на Нью-Галловей. Однако опять можно предположить, что он обознался. Если мог ошибиться доктор, то и этот честный рабочий тоже. Он же не видел номера автомобиля. Так что по дороге вполне мог проехать какой-то другой «моррис».

– А как быть с кучей каких-то вещей, прикрытой ковриком на заднем сиденье, – напомнил начальник полиции, – и бросавшимся в глаза плащом водителя? Это факты. И никуда вы от них не денетесь.

– Неужели? – вскинул брови Уимзи. – Вы меня плохо знаете. Я легко могу выбраться из несущейся во весь опор пожарной машины. Вы дали объявление об автомобиле с багажом на заднем сиденье, управляемым человеком в ярком плаще, не так ли? Знаете, что происходит, когда появляются подобные объявления? Человек видит какую-то деталь, подходящую под описание, и сразу домысливает остальное. Вероятно, в то утро по дороге из Касл-Дугласа в Странрар проехало двадцать «моррисов», и в половине из них лежал на заднем сиденье какой-то багаж. За рулем нескольких из них сидели водители в бросавшейся в глаза одежде. У вашего свидетеля в тот момент не было причины обращать особое внимание на эту машину, разве что она выскочила неожиданно из-за угла и едва его не сбила. Не исключено, что он сам ехал неосторожно. А тут на пути возник автомобиль, вызвав его раздражение. Но даже если бы он убедил себя, что встретился с мошенником, убегавшим от правосудия, то и тогда не придумал бы деталей, которых не было и в помине. Просто есть люди, всегда готовые припомнить то, чего вовсе не видели.

– Что верно, то верно, как это ни прискорбно, – вздохнул Макферсон.

– А я скажу, что мне понравилось в вашей версии, Дункан, – подбодрил констебля прокурор. – Убийство выглядит непреднамеренным. Грэм встретился с Кэмпбеллом случайно. Поссорился с ним и столкнул его с берега. Эта история мне представляется более правдоподобной, чем сложный и запутанный план по перемещению мертвого тела Кэмпбелла в совершенно неудобное место.

– Место, где обнаружили труп, было, по сути, навязано преступнику. Ведь многие слышали, как Кэмпбелл рассказывал о своем намерении отправиться туда на этюды.

– Но он мог изменить свое решение, сэр Максвелл!

– Для невиновного человека, – резко возразил Макферсон, – это не представляло бы проблемы. А вот преступник должен действовать скрупулезно, даже если излишняя правдоподобность грозит разрушить его планы.

– Итак, инспектор, – решил подвести итог начальник полиции, – я вижу, вас не удовлетворяет ни одна из вышеизложенных версий. Что ж, в таком случае давайте выслушаем вашу собственную.

Лицо Макферсона просветело. Вот он – час триумфа. Он был твердо убежден, что никто, кроме него, не сумел вычислить истинного убийцу, и был благодарен Дэлзиелу, сэру Максвеллу и Дункану за то, что их версии оказались совсем никудышными.

– Сержант недавно упомянул, – начал Макферсон, – что Джимми Флеминг считается в округе самым отъявленным лжецом. Но я знаю трех еще более изворотливых лжецов. Это Гоуэн и его английские слуги. Они же подтвердили это собственными поступками, если не принимать в расчет Стрэчена с его нелепой историей про мяч для игры в гольф. Я считаю, что Гоуэн прикончил Кэмпбелла во время встречи на дороге, и не верю ни единому слову в его рассказе про бороду. Я записал хронологию событий такой, какой она представляется мне, и сейчас прошу вас, господин прокурор, зачитать данный документ, поскольку, в отличие от меня, у вас есть опыт публичных выступлений.

Инспектор передал прокурору исписанный аккуратным почерком листок бумаги, который достал из нагрудного кармана, а затем откинулся на стуле с робкой улыбкой поэта, приготовившегося слушать собственное произведение.

Прокурор поправил очки на носу, откашлялся и начал читать.

ДЕЛО ПРОТИВ ГОУЭНА