– Он делает это нарочно, – шепнула Регина.

– Что? – не понял Хамерхаузен.

– Щелкает своими пластинами.

– Зачем?

– Дает понять, что не боится.

– Нас?

– Может быть.

– Значит, он не собирается нападать?

– Посмотри на его рот. Думаешь, он сможет откусить и проглотить кусок мяса? Этот зверь не хищный. Скорее всего, насекомоядный. Но он хорошо защищен, а потому дает знать противнику, что связываться с ним не стоит, только зря время потратишь.

– Откуда ты все это знаешь? – недоверчиво сдвинул брови Хамерхаузен.

– Книги читаю, – ответила Регина.

– Шутишь?

– Правда.

Зверь в чешуе потопал передними лапами, как будто примерял новую обувь, издал несколько коротких отрывистых, хрюкающих звуков, свернулся кольцом, уткнувшись длинным носом в короткий хвост, и завертелся на месте.

– Что он делает? – не спросил, а просто произнес вслух Хамерхаузен.

– По-моему, он чем-то недоволен, – ответила Регина.

– Может быть, ему запах горелой резины не нравится?

Внезапно зверь остановился, присел на задние лапы, взмахнул в воздухе передними, вытянул морду вверх, как будто пытаясь дотянуться до чего-то рыльцем, и издал протяжный звук, похожий на ноту «ре», взятую на гобое.

Регина и Хамерхаузен одновременно вскинули головы и посмотрели туда, куда указывал нос чешуйчатого зверя.

На толстой ветке, отходящей почти горизонтально от ствола дерева, под которым они расположились, висел большой черный мешок, на вид будто кожаный и к тому же смазанный каким-то маслянистым веществом. Или это было что-то похожее на мешок, но таковым не являющееся. В самом деле, кто мог повесить мешок на ветку дерева в Усопье?

Хамерхаузен посмотрел на Регину, надеясь, что она в своей обычной манере прокомментирует увиденное.

Но прежде чем кто-то успел произнести хоть слова, из мешка выскользнули два черных щупальца. Одно обернулось вокруг шеи рамона. Другое стянуло ноги в щиколотках и, сильно дернув вверх, заставило их согнуться в коленях.

Рамон взмахнул ножом. Но лезвие лишь рассекло кору на дереве. Из разреза вытекло несколько капель густой красноватой жидкости.

Регина выхватила пистолет, вскинула руки вверх и, почти не целясь, всадила в висящий на ветке мешок две пули.

Щупальцы отпустили рамона и взметнулись вверх.

Чешуйчатый зверь еще раз недовольно хрюкнул и с чувством выполненного долга полез назад в кусты. Должно быть, собираясь продолжить прерванный сон.

Хамерхаузен упал на землю. Тут же попытался встать на ноги, но оступился и упал на четвереньки. Он даже не почувствовал боль, ржавой спицей пронзившую больное плечо. Вернее, почувствовал, но не понял, что это такое. Вскочив на ноги со второй попытки, рамон отбежал на несколько шагов от дерева и посмотрел наверх, где на прежнем месте, чуть покачиваясь, висел черный мешок. Ему казалось, что липкое щупальце все еще стягивает шею. Чтобы избавиться от наваждения, Хамерхаузен обхватил ладонью горло.

– Ты как? В порядке? – с тревогой посмотрела на него Регина.

Она все так и держала пистолет двумя руками, у плеча, подняв ствол вверх.

– Нормально…

Хамерхаузен откашлялся, провел пальцами по горлу и опустил руку.

На шее остался большой багровый кровоподтек и розовое пятно, испещренное крошечными кровавыми точками, в том месте, где к коже была прижата ладонь чалкера, усеянная множеством мелких крючков.

– Нужно подкинуть дров в огонь, – сказала Регина. – Иначе скоро мы окажемся в темноте.

Хамерхаузен молча покачал головой – идея развести большой костер не казалась ему стоящей.

– Что не так? – непонимающе посмотрела на него Регина.

– Мне кажется, именно огонь и эта вонь от жженной резины привлекли сюда хищника, – рамон взглядом указал на свернувшегося в комок чалкера. – И, может, не его одного. А теперь еще ты стрельбу устроила.

– Ну, извини, что спасла тебя!

Регина картинно взмахнула руками и кинула пистолет в кобуру.

– Да я не о том, – недовольно поморщился Хамерхаузен, в сотый раз подумав, что, если бы на месте рыжей был нормальный рамон, ну, в смысле, мужик, договориться с ним было бы в сто раз проще. – Ты все правильно сделала.

– Короче, Хам, – Регина сложила руки на груди. – Что ты предлагаешь?

– Нужно где-то спрятаться до рассвета.

– Где?

– Я не знаю. Но здесь оставаться опасно.

– Может, заберемся на дерево? – Рыжая, не глядя, указала большим пальцем вверх, где на суку черным мешком висел чалкер. – А, извини, тебе с одной рукой не справиться.

Хамерхаузен молча скрипнул зубами.

– Послушай, дорогая…

– Я тебе не дорогая.

– А я тебе не Хам. Если хочешь, называй меня по имени. А Хамом меня никто не называет.

– По-моему, хорошее имя для рамона.

– Меня твое мнение не интересует.

– Ладно, так что ты собирался сказать?

– Если мы хотим выжить, мы должны не ругаться, а действовать, как единая команда.

– Скрупулезно подмечено. Что дальше?

– Дальше?

– Я согласна с тем, что ты сказал. Что конкретно ты предлагаешь?

Хамерхаузен призадумался.

Вообще-то никакого конкретного плана у него не было.

– Ладно, ты пока думай, где нам спрятаться, а я пойду дров в огонь подкину. Самое паршивое – это остаться ночью в лесу без огня.

Регина решительно направилась к остову догорающей машины.

«Какого черта она изображает из себя опытного рамона? – глядя ей вслед, подумал Хамерхаузен. – Можно подумать, ей уже приходилось ночевать в лесу. Да она, если и выезжала из кластера на своем разукрашенном кваде, то только так, чтобы засветло назад вернуться!»

Хамерхаузен посмотрел вокруг.

Тьма наползала на него со всех сторон, кроме той, где горел огонь. И что таилось в этой темноте, можно было только гадать. А можно было и не гадать – и без того было ясно, что, в какую сторону ни поверни, ничего хорошего там не встретишь. Рамон вовсе не горел желанием нырнуть в эту темноту, где человек из охотника на раз превращается в жертву. Но иного выхода он не видел. Это был их единственный шанс на спасение.

Пампа тоже была далеко не райским местом. Случайного гостя опасность подстерегала там едва ли не на каждом третьем шагу. Но рамона подловить было непросто. Он знал, что можно ждать от пампы, а значит, умел избегать опасностей. На худой конец, знал, как разобраться с любой из них с минимальными потерями. И даже то, что в пампе случалось вдруг, в принципе, было прогнозируемо. Но только с очень низкой долей вероятности, которая обычно не принимается в расчет.