Не знаю, как я это поняла (или почувствовала), просто почувствовала — и все. В результате минутной борьбы с собой я все-таки набрала в грудь побольше воздуха, чтобы поздороваться, когда услышала в своем сознании:

«Доброе утро, Лена».

— Доброе, — ответила я, даже не поперхнувшись. — Только давай по старинке. Голосом. Если можно.

— Можно, — Валентайн повернулся ко мне.

Он был в рубашке и брюках, правда, рубашку едва набросил, и теперь ей запросто играл ветер.

— Хорошо, — сказала я, испытывая странное неудобство от того, что он там, а не здесь, а еще от того, как мы вчера расстались. Раньше я такого неудобства не испытывала в принципе, но может, дело в том, что я раньше не жила с мужчиной? Если можно так выразиться, конечно, потому что сегодня мы, например, спали в разных спальнях.

Валентайн молчал и явно не собирался мне упрощать задачу с этим неудобством, поэтому я подумала-подумала и сказала:

— Может, придешь ко мне? А то как-то сложно разговаривать с фасада.

Я даже опомниться не успела, как за его спиной раскрылись крылья. Те самые, черные, сначала полупрозрачные, которые вмиг набрали силу, становясь покрытыми острой, как бритва, и тяжелой чешуей. Валентайн взмыл ввысь и в одно мгновение оказался у меня на окне, мне даже пришлось спрыгнуть, чтобы он мог войти.

— Просто дверями пользоваться не спортивно, — пробормотала я.

— Зачем пользоваться дверями, если есть крылья?

— Раньше ты их не показывал.

— Раньше мне не хотелось.

Ну, логично, что уж. Наверное.

— Еще можно сходить в портал, — сказала я. Сказала и подумала, что «сходить в портал» звучит как-то странно даже для меня.

Валентайн прошел в комнату и устроился на моей кровати, нисколько не стесняясь того, что она разобрана. А впрочем, мне давно бы уже пора привыкнуть к тому, что этот мужчина вообще ничего не стесняется, в частности, сейчас светит своим рельефным прессом и грудью. Явно наслаждаясь тем, что мой взгляд прилип именно туда, как взгляд школьницы к плакату с кумиром.

— Расскажи мне про свой мир, Лена, — неожиданно произнес он.

— Серьезно? Ты сейчас серьезно хочешь говорить про мой мир?

— Можно несерьезно, но я действительно хочу говорить про твой мир. Я хочу узнать тебя лучше.

— М-м-м… ну ладно.

Я подошла и устроилась рядом с ним, подогнув под себя ноги. Слава Тамее, что хотя бы дома здесь не воспрещалось ходить в брюках. Ну то есть в таких пижамках, как и в нашем мире. Только здесь они считались поборниками нравственности, дескать у дам все стратегические места во время сна закрыты.

Я эти пижамки использовала как домашние костюмы, чем периодически повергала в шок горничных и работников, занимающихся домом Валентайна, пока я его приводила в жилой вид.

— С чего бы начать… а, вот! Деньги. Например, в нашем мире есть деньги, а не магия. Это такие обменные монеты, как были у людей здесь в самом начале, только у нас это не только монеты, но и купюры — такие бумажные штуки, на которых написан номинал, ценность, а еще есть цифровые деньги и биткоин.

— Так.

— Чем больше у человека денег, тем больше он может себе позволить. Например, дорогие дома, машины…

— Машины?

— Маджикары. В общем, на деньги можно купить визиты в клиники, поездки и путешествия, кстати! Перелеты на самолетах!

— На чем?

— Это тоже такие машины, только с крыльями.

— Маджикары с крыльями?

— Не совсем. Хотя есть джеты, вот их чисто теоретически можно назвать маджикарами с крыльями, а так это большие махины, которые перевозят нас, то есть людей, по всему миру. От ста до восьмиста-девятиста человек за раз. Так мы путешествуем в другие страны.

— Страны? — Валентайн удивленно посмотрел на меня. — У вас их много? Зачем?

— Эм… не знаю, так исторически сложилось. — Хотя если уж быть честной, не совсем исторически, великие цивилизации у нас тоже были. Древний Египет, Древний Рим, Древняя Греция. С Атлантидой тоже все до конца не ясно, а еще с Мальтой, я в свое время про нее много читала.

— И сколько у вас всего стран?

— Под двести.

— Сколько?!

Я пожала плечами.

— И во всех разное мировоззрение и разные ценности?

— Ну, я бы так не сказала. Скорее, разное мировоззрение и разные ценности у разных людей, живущих в разных странах. То есть в самых разных странах можно найти людей с самыми разными ценностями, в том числе и схожими с ценностями людей, живущими в других странах.

— Тогда зачем разделять территорию границами?

— Черт его… Лозантир его знает, — хмыкнула я. — Кстати, о Лозантире. У нас его зовут Люцифер, и он падший ангел, а Бог у нас один. Правда, в разных религиях он называется по-разному.

— Стой. Стой-стой-стой! — Валентайн поднял руки вверх.

— Что, слишком много информации? — фыркнула я. — А мне с вашим миром, думаешь, проще было?

— Нет, — как-то серьезно ответил он. — Нет, Лена, я не думаю, что тебе было просто.

Валентайн потянулся ко мне, коснулся пальцами моего подбородка, а в следующий момент он уже меня целовал.

Да, по умению вовлекать в поцелуй Валентайну Альгору равных нет. Я это почувствовала, когда его губы раскрывали мои, и просто соскользнула в эту нехитрую ласку, в которой уже в следующий момент наши языки сплелись. Так, что стало нечем дышать, а низ живота сладко потянуло от предвкушения. Еще немного — и я поймала себя сидящей у него на коленях, запустившей пальцы под рубашку и царапающей ногтями кожу, которая под этими прикосновениями мгновенно обретала тонкие пока еще магические контуры чешуи.

— М-м-м-м… — хрипло выдохнула я в губы. — Стой, Валентайн. Я потом не смогу остановиться, а мне надо быть рядом с Соней, когда Драконов…

Он запустил пальцы мне в волосы с каким-то хриплым не то вздохом, не то рычанием.

— Хотел бы я, чтобы ты любила меня как свою Соню.

Я моргнула:

— Что?

— Что? — переспросил Валентайн уже более осмысленно, ссаживая меня с колен и запахивая рубашку.

— Ты сейчас сказал…

— Я не должен был вчера говорить так о твоей подруге, — произнес он. — И я вовсе не имел в виду, что она спровоцировала Сезара на такой поступок. Просто я знаю этого парня с детства, и я прекрасно вижу, что он… не из тех, кто перешагнет и пойдет дальше. Да, черная страсть, темная магия многих превращают в чудовищ и монстров, именно поэтому я оставил Мертвые земли, чтобы жить в Даррании. Для моего отца это проявление слабости, для меня — величайшая сила, и можешь мне поверить, Лена, самое страшное у Сезара еще впереди.