Громыхнуло еще сильнее: видимо, гроза раскрылась над домом Драконовых, но я даже не пошевелилась. Уютные обнимашки с Соней действовали умиротворяюще: так же, как и шум дождя за окном.

— Я здесь, — повторила я, сжимая пальцы подруги, когда она дернулась во сне. — Я здесь, Соня. Я больше никогда тебя не оставлю.

Глава 29

Сезар Драгон

Слова Валентайна доносились словно откуда-то издалека, он в них даже вслушивался первое время, потом провалился в совершенно другое воспоминание: отец, в глазах которого не просто тлеет, полыхает яростный огонь. Он мог только представить, как бы отец смотрел на него, если бы не принял драконоформу и не провел полный оборот. Тогда в его взгляде презрение наверняка мешалось бы с разочарованием. И слова, которые переводил камень, звучали бы холодно, жутко.

— Вчера вечером, после вашего ужина, ко мне пришла Женевьев, Сезар. Она просила моего дозволения расторгнуть вашу помолвку без участия ее отца, а сегодня… Что я узнаю сегодня?

В это воспоминание он боялся даже заглядывать. Воспоминание, в котором он сминает столь желанные губы своими, потом швыряет Софию на кровать, а потом…

— Сезар.

Валентайн ни разу не повысил голос, но это короткое ледяное «Сезар» взрезало сознание и вытряхнуло из собственных мыслей на поверхность.

— Я повторю свой вопрос еще раз: по какой причине ты мне не сообщил о том, что у тебя страсть к Софии Драконовой?

— А должен был? — огрызнулся Сезар. Хотя «огрызнулся» — слабо сказано, сил почти не осталось. Все, что были, он вытряхнул из себя сам, когда ночью пришел в себя. Здесь, в замке, в клубящихся сгустках темной магии, с наполненной потусторонней силой темными крыльями, сильный, как никогда. Вся эта мощь обрушилась на него вместе с осознанием того, что произошло. Оно, это осознание, для темного не имело никакого значения. Для темного все было в порядке вещей.

Он просто хотел эту девушку, и он ее взял. Несколько раз. Брал бы и снова, когда захотел. В любое время. Невзирая на ее желание или сопротивление.

Для того, кто очнулся потом, первой мыслью было лететь к Софии. Второй — никогда больше к ней не приближаться. Третьей — что он сходит с ума и сейчас рехнется на месте. Сезар никогда не считал себя трусом, но сейчас он боялся того, что произошло, и собственных мыслей, собственных воспоминаний, поэтому просто накрыл себя заклинанием, вытягивающим силу. Боевым заклинанием высшего порядка, бьющим по противнику и лишающим его магических сил.

Поэтому с утра он едва переставлял ноги. Едва, но достаточно для того, чтобы дойти до отца и все ему рассказать, а потом появился Валентайн. Сейчас отец отпустил их на перерыв — поскольку прибыл Драконов, и Сезар с наставником находились в том самом зале, где Альгор учил его владеть темной магией. Учил его владеть собой.

Видно, плохо учил. Или просто ученик из него паршивый.

— Должен. — Голос Валентайна по-прежнему был спокоен, для него как будто в самом деле не произошло ничего из ряда вон. — Ты знал про свою мать и про черную страсть.

— Про свою мать я знаю ничтожно мало, — Сезар покачал головой. — Про черную страсть и того меньше.

— И все же. Ты знал, что Тэйрен пыталась убить мать Люциана. Просто потому, что Ферган оказывал ей знаки внимания.

Сезар запустил пальцы в волосы. Ему было не до всего этого. Не до воспоминаний, не до поступков матери. Он сидел на полу, привалившись спиной к стене, откатом боевого заклинания и его действия были озноб и бесконечная слабость.

— Ты знал, что любые сильные чувства способны спровоцировать черную страсть.

— Я не думал, что они настолько сильны! — рявкнул Сезар. На это силы почему-то взялись: то ли они шли из боли, которая когтями полосовала и драла грудь, то ли из ярости, направленной на себя.

— Не думал — это наиболее точное определение твоего молчания, — процедил Валентайн, и в кои-то веки в его словах Сезар уловил эмоции. На мгновение открывшись, Альгор стал гораздо более человечным, хотя то, что сквозило в его словах, то, чем фонили его чувства, имело мало отношения к человечности. На миг показалось, что он сейчас его просто ударит, размажет по стенке. И будет прав. Сезар даже начал подниматься: возможно, это наилучший выход. Спровоцировать Альгора, чтобы тот… что?

— Не помешаю?

С каких это пор Люциан интересуется, помешает он или нет?

— Уже помешал, — коротко отозвался Валентайн.

— Если уже, то продолжу. Я в курсе происходящего. — Люциан прошел в зал и шваркнул дверью с такой силой, что от нее чуть не полетели в разные стороны щепки.

— Значит, должен быть в курсе, что твое появление и присутствие здесь не к месту, — холодно парировал Альгор.

— Должен. Но я прошу разрешения поговорить с братом, пока у нас есть время.

Определенно, этой ночью мир перевернулся раз десять. Сезар поймал себя на этой мысли с какой-то ужасающе отчаянной горечью. Люциан был непохож на Люциана, но и он перестал быть собой. Потому что стал монстром.

Он ожидал, что Альгор откажет, выставит Люциана взашей, как делал обычно, но мир действительно перевернулся. Валентайн бросил на него короткий взгляд, произнес:

— Недолго, — и вышел, оставив их вдвоем.

Сезар опасался поднять глаза, впервые в жизни он не представлял, как смотреть в глаза младшему брату. Подняться оказалось невыносимо сложно, ноги словно превратились в перебитые сваи, грозя обрушить его в волны, из которых не будет возврата. Он все же вдавил ладонь в стену, пытаясь медленно выпрямиться. Может, даже лучше, если ему врежет не Альгор, а Люциан.

— Сезар.

Тяжелую голову все же пришлось поднять, как и посмотреть брату в глаза. И обнаружить, что Люциан протягивает ему руку, чтобы помочь встать.

Чувствовать себя бессильным — отвратительно. Но куда более отвратительно чувствовать себя бессильным изменить то, что произошло, помнить то, что произошло, осознавать, что это сделал ты. Темная магия — не оправдание, у Валентайна тоже темная магия, и он с ней успешно справляется. По крайней мере, представить себе берущего женщину силой Альгора у Сезара не получалось в принципе. Даже если бы он сходил по этой женщине с ума, даже если бы она стала его наваждением.

Кто для него Ленор Ларо?

Эта мысль приходит в тот самый момент, когда он все-таки принимает ладонь Люциана и поднимается. Они почти одного роста, разница в палец от силы, поэтому сейчас действительно приходится смотреть ему в глаза.

— Ну? Так и будешь молчать? — хмуро интересуется Люциан.

— Я не представляю, что сказать.

— Скажи хоть что-нибудь. Эта темная… — Он осекается, потом кивает на дверь: — Альгор скоро вернется, а мы так и не успеем поговорить.