Поэт был испуган: он понял, что во Флоренции идет большая охота. Кровавое убийство невинных людей и жестокое линчевание виновных развязало руки жестокости властей. Граф де Баттифолле воплощал в дело свои слова о подчинении города, он покорял его и укрощал по собственному разумению. Это уже не были просто подозрения Данте. Сорвавшиеся с цепи солдаты имели приказ атаковать мятежников и даже казнить их на месте. Развивающиеся события не слишком отличались от тех черных дней, когда в ноябре 1301 года во Флоренцию вошел Карл де Валуа. Если Данте не был свидетелем того зрелища, то теперь он увидел все воочию. Он пересмотрел свой план. Теперь было не просто трудно встретить на этих небезопасных улицах кого-то, кто мог бы помочь ему, но и, может быть, было вовсе невозможно сохранить собственную шкуру. Те, кто мог бы помочь ему, должны были спрятаться в своих убежищах. И если было трудно найти их, то получить к ним доступ было еще труднее.

Тайные места… «Таверна!» ― подумал он с внезапно проснувшейся надеждой. То жалкое место, которое они посещали с Франческо, давало пристанище большому числу негодяев, так что стоило пойти туда. Данте собрал все свои силы, чтобы добраться до нее. Это был тяжелый и тягостный путь. Он был способен найти таверну, но он не знал, будет ли удача на его стороне, после того как выпущенная стрела чудесным образом пролетела мимо. Он шел так быстро, как мог, все время на север, неизвестность страшила его. Он выбирал улочки, в которых мог избежать встречи с кем-либо. Он преодолел грязные ручьи под ногами. Иногда он слышал ― или думал, что слышал, ― голоса; он принимал гром за звуки погони или барабанный бой. Поэт прятался, если ему казалось, что он различает среди дождя фигуры или далекий блеск факела. Он оборачивался, глядя на темную извилистую улицу, когда слышал вдалеке лай собак, и представлял себе, что это часть отряда, высланного на его поиски. Он несколько раз спотыкался и поскальзывался, падал в воду, опрокинутую с неба на Флоренцию. Оборванный плащ теперь был насквозь мокрым, Данте был похож на мокрого кролика ― таким он видел себя в порыве горечи и боли. Но он продолжал бороться с этим черным путем, который увеличивал боль в груди. Тут он увидел перед собой это место, тревожно пустынное, рядом с площадью Санта Мария Маджоре. Отсюда было совсем близко до того участка на улице Буиа, где скрывался притон, такой желанный для него. На миг Данте показалось, что он обманулся. Теперь, когда он подошел совсем близко, дождь почти закончился, и поэт беспокойно искал вход, напрягая память, а потом он стал нервничать и задыхаться перед тяжелой дверью, темной и с окошечком на уровне глаз. Это была та же самая дверь, тот же дом с закрытыми окнами, сомнений не было. Но одновременно что-то изменилось: он не слышал ни голосов, ни приглушенного шума, которые выдавали присутствие таверны. Несмотря на все это, Данте решил постучать. Никто не откликнулся на его стук. Он продолжал стучать, пока окошечко со скрежетом не открылось.

― Какого черта тебе надо! ― прокричал изнутри хриплый и недовольный голос. Данте заметил пару злобных глаз в окошечке.

― Открой мне! ― ответил он, подражая требовательной наглости Франческо, которая так впечатлила хозяина таверны. ― Мне нужно войти!

― Что ты несешь, ублюдок? У нас ничего нет для нищих, ― проорал с отвращением хозяин таверны. ― Возвращайся в свое болото!

Данте с досадой представил себя в мокрой одежде простолюдина.

― Открой! Я уже был здесь. Я знаю, что у тебя тут таверна, ― настаивал безнадежно поэт. ― Я тебе заплачу.

Трактирщик ответил хриплым смехом и кашлем. Трактирщик кашлял грубо и душераздирающе, прежде чем уйти, он крикнул поэту с презрением:

― Заплатишь мне? Проваливай, нищий, если не хочешь, чтобы я вышел с палкой и отделал тебя!

Потом он закрыл окошко, давая понять, что больше просить нечего. Поэт понял, что внутри дома действительно никого не было. Предусмотрительный и испуганный трактирщик должен был в это трудное время прикрыть свое заведение и отваживать подозрительных посетителей, которые могли скомпрометировать его перед властями. Данте обессиленно прислонился к стене. Его колени подгибались. Сердце колотилось и казалось готовым выскочить из груди, оно агонизировало, готовое распрощаться с его бессмертной душой, так как на горизонте не было никакой другой надежды. Данте чувствовал себя обманутым, смешным шутом, дрожащим от холода, завернутым в саван в виде плаща слуги. Само небо, казалось, смеялось над ним раскатами грома, оно было беспощадным, потому что холодный дождь начался с новой силой. Ему хотелось плакать, омыть свое лицо болью и так излить свою горечь, но слезы, выступившие на его глазах от усталости, были смыты дождем, который смешался с ними и уронил их на землю. Поглощенные лужей, они поплыли вниз по улице как часть большого потока. Поэт представил, как поток равнодушно отнесет их в Арно, смешав с другими пролитыми слезами. Он поднял голову и заметил на улице еще одну фигуру. Поэт протер глаза, чтобы вернее рассмотреть этого человека. Бегство и оборона не входили теперь в его планы. Обессиленный, утомленный дорогой, он мог только рассмотреть того, кто был перед ним. Он стоял лицом к лицу с этим высоким человеком, одетым в темный плащ, с капюшоном на голове. В правой руке человека был обнаженный кинжал, приготовленный для нападения.

― Действительно, с вами непросто, ― сказал человек, и его голос прозвучал странным эхом сквозь шум дождя. ― Особенно учитывая ваше обыкновение менять обличье, ― добавил он шутливо.

― Это я тоже должен был предвидеть, ― ответил Данте с отвращением. ― Кто лучше мог бы выполнить эту работу и так хорошо все завершить?

Он чувствовал себя побежденным, смирившимся со своей участью. Поэт подумал, что его кровь, смешанная со слезами, попадет с этим огромным потоком в реку, которая делит надвое его родину. Он опустил взгляд, отводя глаза от Франческо де Кафферелли.

Франческо снял свой капюшон, не обращая внимания на сильный дождь. Он с любопытством рассматривал усталую и обессиленную фигуру Данте.

― Похититель, охранник и, наконец, палач, ― продолжал поэт беспомощно, с горечью думая о том, что был готов считать этого человека своим другом. ― Прекрасный неожиданный конец этой шутки, в которой главным героем был глупый поэт Данте Алигьери.

Франческо без какого-либо определенного выражения посмотрел на свою правую руку. Казалось, только теперь он понял, чем угрожал ― тем самым кинжалом, которым пролил кровь неудачливого Бирбанте. Медленно он убрал оружие под одежду, машинально вытирая клинок мокрым плащом. Потом он снова уставился на этого внезапно постаревшего человека с опущенной головой, сильно отличавшегося от надменного Данте Алигьери, гордого даже в своих несчастьях, с которым Франческо познакомился несколько дней назад.

― Если граф в чем-то и прав, говоря о вас, так в том, что вы постоянно норовите попасть в переплет, ― неожиданно произнес Франческо.