Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Больше всего, как это обычно бывает, выиграли сторонние –сиречь чешские легионеры, которые вкупе с французами преспокойно выдалиадмирала партизанам, за что смогли выехать из России со всем награбленнымдобром, а также и долей колчаковского золота. Именно благодаря ему, положенномув подвалы пражского «Легия-банка», кукольное государство Чехословакия и смоглоотносительно безбедно протянуть лет двадцать, пока не прикатили танки вермахта…А Тухачевскому по злой иронии судьбы сибирские «победы» аукнулись всего черезгод. Когда бездарно руководимые им части попытались взять-таки Варшаву,Пилсудский бросил навстречу в качестве последнего козыря две дивизии, целикомсостоявшие из возвратившихся от сибирских руд поляков, многие из коих ужеоднажды общались с Тухачевским. Именно эти дивизии остановили красный авангард,распотрошили его в пух и прах, а остатки загнали на территорию Германии, гдеконники красного героя Гая слопали своих лошадушек в лагерях дляинтернированных… Ну, а немного погодя проникшийся сибирским духом Сталинраспорядился прищемить красному Бонапартику яйца дверью, что и было выполненона совесть.
Обо всем этом Даше довелось читать в свое время –бывшего любовника, писавшего книгу о Колчаке, она стремилась бесповоротновыкинуть из памяти за все хорошее, но его труд осел в голове. И сейчас онамогла бы сказать, что винить в прошлых поражениях следовало в первую очередьобладателя щучьей морды, но кто из присутствующих в зале стал бы ее слушать?
Оставалось лишь тихо стервенеть от скуки, слушая ораторов исамодеятельных поэтов, сменявших друг друга с методичностью часового механизма.Сидевший рядом Паша Горбенко ухитрялся даже подремывать временами, еликовозможно уютнее расположившись в жестком кресле.
Наконец-то на трибуну вылез сам Шумков, утвердился орлом – ипонес с воодушевлением ту же ахинею насчет героического адмирала и коварныхмоскалей, не признавая ни логики, ни суровых исторических фактов. Посколькубыло известно, что вождь, подобно столичным эстрадным звездам, обожает своеюперсоной закрывать концерт, Даша воспрянула. Легонько подтолкнула соседалоктем, тот мгновенно проснулся и приготовился к действию.
А вот это, пожалуй, что-то новенькое…
– И в этот достопамятный день мы просто обязанывосславить павших! – гремел Шумков, потрясая прицепленной к поясушашкой. – Я хотел бы отдать должное светлой памяти Маргариты Монро,талантливой сибирской певицы и горячей сторонницы идеалов нового возрожденияСибири, убитой прикормленными Москвой опричниками! Тяжела наша дорога, наш путьдалек, жертвы на этом пути неизбежны, но смерть нашей молодой сподвижницы, яверю, будет отомщена!
Он картинно махнул рукой, отходя от трибуны, – идинамики грянули во всю ивановскую уже знакомое Даше:
– А по чащобам – лешаки,
а по дорогам – казаки,
и их дорога тяжела и далека…
Невзирая на торжественность момента, кое-кто изприсутствующих стал откровенно пробираться к выходу, не дожидаясь, когдаотгремит шлягер. Встал и майор-ротмистр, а за ним неспешно двинулись обаоперативника.
Даша быстро огляделась. Еще трое торчали у выхода,притворясь, будто увлечены дискуссией, все было готово, оставалось начатьпляски…
– Ладно, – сказала она напарнику громко, благо музыкаорала да поблизости никого не осталось. – Даем отмашку волкам войны… Иди кребятам, на улице берем. В темпе и без нежностей.
На улице было еще светло. Место не особенно удобное – неподъехать на машине вплотную к парадному крыльцу, но что тут поделаешь…
Она покинула зал последней из представителей славногосыскарского племени. В коридоре остановилась рядом с Пашей – он подпирал стену,ожидая, когда майор-ротмистр кончит беседовать с каким-то благообразнымдедушкой в чересчур просторной гимнастерке, болтавшейся, как на пугале.Спросила шепотом:
– Он здесь на своей машине?
– Ага.
– Отгоните в контору, вдруг найдем что интересное… Ипальчики с него снять моментально. – Оглянулась, подтолкнула Пашу ладоньюв поясницу: – Пошел!
На улице вокруг поправлявшего фуражку майора, в некоторомотдалении, уже выстроилась классическая «коробочка». Даша оглянулась – ага, вони серый «Москвичок», и синяя «шестерка», далековато, конечно, но ничего непопишешь, сам помчится со скоростью гепарда, когда рученьки за спиной вывернутстарым, но надежным «самолетом»…
Чуть ли не в следующий миг все замелькало.
Нюх есть нюх, и она вдруг шестым чувством поняла, чтомайор-ротмистр, якобы непринужденно оправлявший на себе скоморошью амуницию, насамом деле напряженно готовится к схватке, заметил происходящее, пытаетсялихорадочно прокачать ситуацию, а значит – волк…
Она рванулась вперед, отчаянно вскрикнула:
– Коля, бери!
Никто на нее не оглянулся – молодцы! – сомкнули«коробочку», навалились…
Первый скрючился и, кренясь набок, отвалился в сторону – этомайор, схватив шашку за эфес, повернул ее удивительно хватко, видимо сразуугодив по одной из болевых точек. Тут же получил и второй – Даша даже не успелаувидеть, куда. Хриплые выдохи, замысловатая возня… За спиной, у парадноговхода, раздался отчаянный женский визг, чей-то топот. Даша успела отметить, чтовсе пошло к черту, не удалось чисто подмести, – и рванулась вперед,выхватывая пистолет.
– Милиция!
– Что вы смотрите?!
– Есаул, вперед!
И еще что-то орали за спиной. Стучали сапоги. Она не успеладобежать, в ней уже не было нужды – Костя Гукасов, оскалясь, аккуратно срубилмайора ударом сплетенных ладоней сзади. Он и Володя подхватили «клиента», набегу заламывая руки «самолетом», помчали к «шестерке», мгновенно взревевшеймотором. Тот, что получил шашкой, все еще не мог распрямиться, возле негоприсел на корточки один из Дашиных кадров, – а сапоги уже бухали, догоняя,взвизгнула выхваченная из ножен шашка, взвилась.
Даша перехватила нехиленькое запястье своей левой, успелапоймать на классический «катет, катет», попала носком кроссовки по лодыжке,отстранилась, пропуская мимо лица тяжелый клинок, вихлявшийся в вывернутойруке. Бедолага взвыл, словно его кастрировали, но, получив ускорение ударомколена, полетел на грязный бетон, немилосердно обдирая физиономию.
Набегали еще трое, так и не сообразившие отчего-то обнажитьсвои «селедки», а следом, пока что не разъяренно, подчиняясь стадномуинстинкту, валили остальные. Трое кинулись влево, рассчитывая обогнуть Дашу ивырвать пленника у тех, кто головой вперед запихивал его в «шестерку».
Паша Горбенко встал у них на пути, как утес. Подхвативоказавшийся кстати обломок толстой доски, замахнулся от всей русской души ирявкнул:
– Поубиваю, мать вашу!