Ингрессия, эгрессия, дегрессия: системный и мир-системный анализ

Возражая хулителям «Всеобщей организационной науки» по поводу введения новых терминов, Богданов настаивал, что в тектологии таковых выработается еще немало, но зато ее приемы позволят отбросить тысячи старых терминов разных наук, устанавливая «то общее, что скрыто под многообразием специальных оболочек». К сожалению, эвристическая ценность богдановских терминов и скрытых за ними системных обобщений явно недооценена. Между тем их использование может быть весьма плодотворным в направлении, которое Богданов считал определяющим для экономической и социологической школы Маркса и которое предполагает конструктивную критику упущений и преувеличений самих Маркса и Богданова в «науке о связи разных сторон общественного процесса»[575].

Ранее было показано, как понятие дегрессии применительно к мотивам человеческого поведения помогает разрешить «проблему Адама Смита». Де-грессия – это один из двух особых, наряду с эгрессией, централистической (или центро-периферической) связью, случаев асимметричной ингрессии – основного типа организационных связей. В рыночной экономике а-симметричная ингрессия проявляется в форме сделок, трансакций, связывающих людей как манипуляторов. Марксистская политэкономия вслед за политэкономией Смита – Рикардо рассматривала рыночные сделки как симметричную ингрессию – обмен по трудовым эквивалентам (закон трудовой стоимости), но введением категории «особый товар – рабочая сила» объясняла перерастание рынка в капитализм. Стандартный мейнстрим определяет капитализм как рыночную экономику с рассредоточением экономической власти и простым механизмом контакта между покупателями или предъявителями спроса, или продавцами, или поставщиками товара и услуги[576].

Однако, как показали выдающиеся представители французской структуралистской экономической и исторической мысли ХХ века Ф. Перру (1903–1987) и Ф. Бродель (1902–1985), рыночные сделки не являются симметричными, а их участники – однородными агентами. Экономические единицы не равны в отношении их места в экономической системе, в отношении их силы, их способности получать, использовать, производить и распространять информацию[577]. В тектологических терминах деньги – не только выражение дегрессивного мотива манипуляции в обмене деятельностью, но и один из самых эффективных элементов власти как способа самоутверждения. Рыночная власть – асимметричное воздействие одной экономической единицы на другую.

Предприниматель-новатор Й. Шумпетера – не только манипулятор, но и обладатель более или менее продолжительной вре́менной монополии на источник инновационной сверхприбыли, которая используется для удовлетворения «чувства власти», создания «сферы влияния» даже своей «частной империи»[578]. Масштабное исследование Ф. Броделем «игр обмена» тектологически может быть резюмировано так: вследствие асимметрии ингрессии над обширной поверхностью сделок возвышается непрозрачная зона концентрированных активностей – эгрессия капитализма. Капитализм опирается на средоточия экономической власти – монополии де-факто[579]. «Процесс капитализма обозначается тем отчетливее, чем длиннее становятся торговые цепочки между непосредственными производителями и конечными потребителями, когда от разрыва прямой связи решающими преимуществами обладает купец, и исключительно ярко этот процесс проявляется в торговле на дальние расстояния»[580]. В силу этой асимметрии возвышаются иерархические социальные структуры, которые искажают в свою пользу ход обмена, осуществляют манипуляции, о которых масса людей не имеет понятия, например, сложное искусство денежного курса. Иерархия обменов выделяет из торгующей массы слой крупных предпринимателей, связанных с торговлей на дальние расстояния и присваивающих все, что в радиусе досягаемости оказывается достойным внимания. Это – «царство изворотливости и право сильного»[581].

Эгрессия капитализма была отражена в теориях финансового капитала европейских марксистов 1900–1920-х годов (Р. Гильфердинг, Н. Бухарин и другие) и периферийного капитализма латиноамериканских экономистов 1940– 1960-х годов (Р. Пребиш, С. Фуртаду и др.). Первые доказывали, что капиталистическая конкуренция неизбежно порождает концентрацию производства и капитала и господство над миром промышленно-финансовых монополий. Вторые на примере своего макрорегиона проследили, как центральная зона мирового хозяйства деформирует «периферию», определяя своими импульсами «двойственную динамику» расхождения традиционного и модернизированного секторов. Модернизированный сектор интегрируется в мировое капиталистическое хозяйство и обслуживает воспроизводственный процесс стран центральной зоны, а не периферийных стран, слаборазвитость которых таким образом усугубляется.

Эти концепции начала и середины минувшего столетия в конце его нашли продолжение в школе мир-системного анализа (МСА), основанной учеником Ф. Броделя И. Валлерстайном. МСА описывает возникшую в ходе заокеанской экспансии Запада современную капиталистическую мир-систему как глобальную с момента ее возникновения, представляющую собой обширные цепи включающих производство структур, рассеченных многочисленными политическими структурами. Базовая логика в том, что накопленная прибыль распределяется не равным образом, в пользу тех, кто в состоянии достичь различных видов вре́менных монополий в рыночных сетях.

Тектологически говоря, товарные потоки, захваченные глобальной асимметричной ингрессией, сгущаются в эгрессию организованных рынков и закрепляются дегрессией международного разделения труда (МРТ). МРТ складывается как трехъярусная иерархия центра, полупериферии и периферии. Эгрессивным центром-гегемоном образовавшейся капиталистической мир-экономики стал приатлантический северо-запад Европы – страны с развивающейся отраслевой решеткой (прежде всего Голландия и Англия), предоставляющие промышленную продукцию, фрахтовые и финансовые услуги. Периферию составили колониальные страны – поставщики на мировой рынок дорогих товаров с малым удельным весом (драгоценные металлы, пряности, кофе), а полупериферию – аграрные европейские страны – экспортеры массовых товаров с высоким удельным весом (зерно, железо, товары для кораблестроения и мореходства). Стягивание товарных цепочек к центрам-гегемонам «цивилизованного мира» и включение остальных стран в международное разделение труда и мировой рынок как периферийного и полупериферийного ярусов обусловило насаждение плантационного рабства в колониях и бремя «вторичного закрепощения крестьянства» с тяжелейшей барщиной в европейских странах к востоку от Эльбы.

Западная Европа «вновь “изобрела” рабство и “экспортировала античное рабство в Новый Свет», и именно в ответ на ее нужды произошло второе издание крепостничества в Восточной Европе, – констатировал Ф. Бродель, соглашаясь с И. Валлерстайном в том, что «капитализм является порождением неравенства в мире; для развития ему необходимо содействие международной экономики. Он является плодом авторитарной организации явно чрезмерного пространства. Он не дал бы столь густой поросли в ограниченном экономическом пространстве. Он и вовсе не смог бы развиваться без услужливой помощи чужого труда»[582].

Во второй половине ХХ века США как центр-гегемон капиталистической мир-экономики гарантией рынков содействовали экономическому подъему Западной Европы, Японии, «новых индустриальных стран» Юго-Восточной Азии, Чили под властью хунты. Но при этом глобальная дегрессия международного разделения труда консервирует недоразвитость зависимой периферии и сосредоточение в центральной зоне почти всего инновационного потенциала. Наконец, асимметрия глобальной ингрессии приводит к системному расхождению хозяйственных организмов с тенденцией к дополнительным «извращенным связям»[583] – через наркобизнес, подпольную торговлю оружием, поставку «женского» товара, отмывание денег и иные формы криминальной экономики; так же как сегментация общества на группы в зависимости от их способности или неспособности действовать в производственной системе, основанной на информатике, дополняется вспышками повседневного насилия вплоть до немотивированных убийств в качестве утверждения личности.

Мир-системный анализ появился как мост из ХХ в XXI