— Мама! Мама!

Проснувшись в поту, Фрэнси все еще кричала, сердце бешено колотилось. Наконец она увидела, что перед ней стоит напуганный Адриан, решивший, что она умирает.

Увидев, что мать жива, он разрыдался и залез в постель, чтобы обнять ее.

— Это просто страшный сон, милый, — успокоила его Фрэнси.

— Мама, где ты была? — сквозь плач спрашивал Адриан. — Почему тебя не было дома?

— Иногда мне нужно уезжать по работе.

— Но это было слишком долго.

— Да, на этот раз слишком долго.

— Я не хочу жить у бабушки с дедушкой. Я хочу жить с тобой. И чтобы папа к нам вернулся.

— Ш-ш… не плачь.

— Мамочка, я так тебя люблю.

— И я тебя. Очень сильно.

— А Бэлль ты больше любишь?

— Нет.

— Скажи, что точно не любишь ее сильнее.

— Точно.

Адриан успокоился. Он лежал, свернувшись калачиком, на животе у Фрэнси, точно так же, как в раннем детстве. Она, закрыв глаза, слушала, как он дышит. И никакие звуки ее не беспокоили, все было хорошо. Внезапно Фрэнси захлестнуло сильное чувство, будто они вновь стали единым целым, будто он опять у нее в животе.

Он родился таким крошечным, меньше, чем Бэлль, и как-то беззащитнее. Хрупкий цветок, не созданный для того, чтобы пойти по стопам матери. Да он бы и не заинтересовался всем этим. Склад ума у него скорее философский. Наверное, станет ученым или программистом. Он любит смотреть на звезды, и у него всегда наготове вопрос о происхождении всего сущего.

— Зачем нужен Бог? — спросил он однажды.

Фрэнси, вечно метавшаяся между верой и неверием, удивилась вопросу пятилетнего мальчика, который, как следовало из его слов, полагал, что Бог есть. И спрашивал: «Зачем Он нужен?»

— Чтобы следить за нами, за людьми, — ответила она.

— А зачем? — настаивал он.

— Потому что мы не всегда поступаем как надо. Подумав пару секунда, Адриан сделал вывод, что Фрэнси имела в виду следующее:

— Нельзя бить других людей.

И он посмотрел на нее чистыми, невинными глазами, веря, что мама — хороший человек, верная раба Божья. Она тогда спряталась от него в туалете, а затем долго стояла под холодным душем в надежде ослабить жгучий стыд. Нет. Она была сволочью, да, во всяком случае, в глазах Бога (если Он существует). Да и кто Он (Она? Оно?) такой, чтобы вдалбливать всякие заповеди в головы людям? Об этом Фрэнси предпочитала не задумываться. Она устанавливала собственные законы и заповеди, писала собственное евангелие.

— Аминь, — наконец сказала она, снова стоя под душем и смывая холодный пот, уже вернувшись домой после кошмара, пережитого в бункере.

В ночь накануне вновь назначенных крестин Бэлль трое детей из армии Зака были взяты с поличным в одной из приватных кабинок в клубе «Леруа» при попытке сбыть стимулирующие вещества в стельку пьяным богатым девкам, которым они, кстати, были уже совершенно лишними. Эрьян и Манге приволокли деток в кабак, который крышевала Фрэнси. Хозяин и бровью не повел, когда эта компания постучалась к нему с черного хода. Подросткам как следует надавали по морде и стали допрашивать, где Зак, где товар, кто их постоянные клиенты, где держат Юханссона и так далее. Детишки не произнесли ни слова, а потом каждый внезапно вытащил по капсуле с цианистым калием, спрятанной в одежде, проглотил яд и тут же умер. Эрьяну и Манге пришлось оставить трупы в ресторане, который, к слову, славился блюдами из филе.

«Капсулы с цианидом… — размышляла Фрэнси, стоя в гардеробной и надевая белую блузку и красиво скроенные брюки зеленовато-оливкового цвета. — Зак и компания, похоже, играют в ЦРУ Бедные дети… Вот только дети ли это? Скорее роботы с промытыми мозгами».

Сунув ноги в элегантные босоножки, Фрэнси пошла в ванную, чтобы накраситься, уложить волосы, там же покидала в сумочку предметы первой необходимости: пистолет, пудреницу, успокоительное, телефон с функциями компьютера, цифровой видеокамеры и прочими наворотами, а также несколько прокладок и тампонов: у нее начались критические дни.

Уже несколько месяцев, как менструации стали и нерегулярными, и слишком скудными. Вероятно, все из-за стресса и потери веса, беременной-то она, слава богу, не была. Некоторое время ей пришлось поволноваться, ведь Зак с ней переспал… изнасиловал ее.

Она выдавила прыщ и попыталась замаскировать пудрой красное пятнышко, но результат ее не удовлетворил.

Выйдя из дома, Фрэнси села в «мерседес» (на заднем сиденье — Йенс и Адриан, на пассажирском спереди — Бэлль в детском кресле) и снова отправилась в Блидэ.

Подъехав к первой паромной переправе, она достала пистолет и, как параноик, огляделась вокруг. На переправе номер два она сделала то же самое. Но врага не было видно.

У церкви их уже ожидали многочисленные родственники и большая часть ближайших соратников Фрэнси. Джим и Луиза, будущие крестные, выделялись шикарными нарядами: он — в темном костюме, она — в бордовом платье, подчеркивающем, как оказалось, на удивление женственную фигуру. Все остальные были тоже нарядно одеты, а в приходском доме, где потом подадут кофе с тортом, все было завалено подарками.

Пер тоже был там.

Он медленно пошел навстречу Фрэнси, но в нескольких метрах остановился, в глазах — печаль и тоска. Фрэнси разрешила ему поздороваться с детьми, затем началась церковная церемония. Было так радостно стоять рядом, вдвоем, когда тебя захлестывает волна любви и гордости за Бэлль, которую наконец-то крестили.

— Мы не могли бы как-нибудь поговорить? — спросил Пер, когда торт был съеден, все коробки открыты, закончился обмен сплетнями и были произнесены все речи, неизменно начинавшиеся словами «Я не умею красиво говорить…».

— О чем? — спросила Фрэнси.

Помолчав немного и поборов подступавшие к горлу рыдания, Пер вдруг почувствовал, что безумно захотел надавать ей пощечин, крикнуть, что это она во всем виновата, обнять ее, поцеловать, утешить… Ведь она тоже страдала, он прекрасно знал это, иначе и быть не может, ведь они так любили друг друга и любят по-прежнему, разве нет?

— Тогда и поговорим, — ответил он.

Фрэнси, подумав, кивнула, слегка коснулась его руки и ушла.

Через два часа Пер уже сидел в своей пустой двухкомнатной квартире в Сэтре, по которой гуляло эхо. Это было единственное жилье, которое удалось найти за такой короткий срок. Другая вселенная по сравнению с домом на Лидингё. Большая часть коробок так и не распакована, пустые стены давят на психику. Спал он прямо на полу, на матрасе, ни плитой, ни духовкой ни разу не воспользовался, включал только микроволновку. Телевизор, однако, подключил и пялился в него целыми днями. На работе Пер взял больничный, сославшись на то, что у него невроз и депрессия, но его, наверное, все равно, скорее всего, уволят — уже давно ходят слухи о реорганизации. Все это было по меньшей мере грустно. Он начал выпивать. Надеялся, даже рассчитывал, что Фрэнси смягчится и хотя бы поможет ему купить квартиру в районе поприличнее. Трехкомнатную, с балконом, или даже четырехкомнатную, чтобы у Адриана была своя комната, когда они с Бэлль будут приезжать к нему. А они обязательно будут приезжать, в этом он не сомневался. Фрэнси отходчивая, и, когда гнев и разочарование ослабнут, она, возможно, сможет его простить. Ведь она же все понимает, понимает, что забросила семью, переложила все на него, чувствует, какой холод был между ними в последнее время, знает, как он одинок.