Шрифт:
Интервал:
Закладка:
19:23
– Давайте вниз! Лезьте!
Все в нерешительности обступают чёрный квадрат в полу.
Ева опускается на корточки и чуть ли не по пояс ныряет в люк, подсвечивая себе мобильником.
– Есть лестница, – говорит она, показавшись наружу.
– Что там? – спрашивает Женя.
– Не знаю. Подсобка какая-то…
Череда мощных взрывов прокатывается по земле в какой-то вероломной близости от нас. Земля под ногами ходит ходуном. Теперь я знаю, что чувствуют люди в эпицентре шестибального землетрясения. А может, восьмибального…
Переворачиваются столы, по полу катаются железные профиля и трубы. Люди падают с ног. Что-то тяжёлое обрывается с потолка и с грохотом падает вниз. Кто-то вопит от боли.
– Присядьте! Прикройте головы! – говорю я.
Все приседают на корточки, сцепляя над головами кисти рук.
– Я пошла! – Ева садится на край люка, свешивает ноги вниз и исчезает в темноте.
– Следующий! Давай!
Мы опускаем вниз рыдающих Сашу и Лилит. Следом идут Ваня, Михась и Витос.
Настаёт очередь Арта. Тот упирается руками в края люка и его ноги повисают над чёрным проёмом…
Смерть с шипением пикирует на нас сверху. Я скорее чувствую её приближение, нежели слышу. Волосы на затылке встают дыбом, по спине бегут мурашки. Всё происходит в одно мгновение, а уже в следующее…
На нас обрушивается удар сокрушительной силы. Несколько долей секунд мои барабанные перепонки разрывает звук в сотни децибел, глаза режет свет в тысячи кандел. Затем я разом лишаюсь и слуха, и зрения. Меня подбрасывает, переворачивает, а потом я зависаю в воздухе, как в космической невесомости, такой же чёрной и беззвучной.
Дальше всё как в тумане. Слух возвращается первым – если только непереносимый звон в ушах можно назвать слухом. Зрение то приходит, то уходит.
Я навзничь на полу. Вверху надо мной кусок неба… Переднюю часть ангара словно отрезало ножом циклопических размеров.
Звон. Темнота.
Я на боку. Кто-то тащит меня к люку. В середине ангара огромная дымящаяся воронка.
Звон. Темнота.
Моего лица касаются пальцы руки. Но это не моя рука. И ничья… Это кисть. Оторванная кисть лежит на полу в луже крови.
Звон. Темнота.
Я у края люка. Кто-то тянет меня вниз. Последнее, что вижу – край воронки, напоминающей огромную тарелку с расплескавшимся томатным супом. Там, за этим краем, в клубах чёрного дыма…
Звон. Темнота.
19:30
Я в каменном мешке боли. Внутри темно, тесно, душно, воняет гарью, просачивающейся сквозь крышку люка. Отовсюду слышатся стоны. Кто-то светит на меня фонариком…
– Ты живой?
Звон в ушах немного стих, хотя до полного исчезновения пройдёт ещё немало дней. Но теперь я, по крайней мере, могу слышать.
– Ты живой?
Я пытаюсь что-то ответить, но получается лишь слабо шевелить губами.
– Его контузило? – спрашивает кто-то.
– Не думаю. Просто оглушило…
– У тебя осколок в плече и в ноге. Но не очень глубоко. Мы их вытащим и перевяжем раны. Жить будешь.
Я пытаюсь спросить, что с моим братом. Видимо, по несвязному бормотанию и движению губ меня удаётся понять.
– Я нормально, – слышу рядом голос Жени. – Даже не задело.
– Это он тебя сюда затащил, – говорит кто-то.
Наверху всё рушится. Беспрерывно гремят взрывы, кричат люди. Стены подземного убежища вибрируют. Крышка люка отбивает дробь.
Мне помогают сесть и дают глоток воды. Глаза, ослеплённые вспышкой, постепенно привыкают к темноте. Теперь я различаю своих собеседников – это Женя, Михась и Ева.
В дальнем углу подземелья кто-то непрерывно стонет.
– С Артом дело худо, – поясняет Женя.
Я пытаюсь вспомнить. Последний раз я видел его висящим на руках над зевом люка. Это было перед самым взрывом.
– Он упал, – говорит Михась. – Сломал ногу. Слава богу, перелом закрытый. Но лодыжка опухла будь здоров.
– Дальше ваш друг пойдёт только в качестве багажа, – замечает Ева.
Это ничего. Учитывая комплекцию Арта, нести его не тяжелее, чем походный рюкзак.
Я осматриваюсь. Мы внутри тесного подвального помещения, большую часть которого занимает разнообразный инвентарь: диски для пил, инструменты в ящиках, коробки с перчатками, касками и рабочей одеждой. На полках вдоль стен запасные лампочки, мотки провода и много чего ещё. В одном из углов вёдра и швабры.
– Кладовка, – говорит Ева. – Отсюда нет выхода.
Ясно. Если люк завалит, нас похоронит заживо. Но это лучше, чем оказаться сейчас там, наверху. Я вспоминаю воронку в полу, обрамлённую кровавыми ошмётками. Снаряд угодил в самую гущу беженцев, столпившихся у ворот. Минуту назад там были и мы…
Артём кричит от боли. Виталик и Ваня колдуют над его ногой, но я не представляю, что можно сделать в такой обстановке. Вверху рвутся бомбы, всё дрожит и рассыпается.
Меня охватывает паника.
– Надо выбираться отсюда!
Михась укладывает меня обратно на пол:
– Не спеши. Сначала вытащим из тебя эти железки.
20:00
В начале девятого бомбёжка нашего сектора города прекращается. Мы слышим её в отдаленье, но земля уже не дрожит под ногами, стены не гудят, а пыль не сыплется на голову. Снаружи тоже как будто бы стихло. Не слышно ни людей, ни «прокажённых»; вертолёты – и те улетели.
Наконец, Ваня предпринимает попытку открыть люк. Залезает на лестницу, упирается руками в крышку.
Мы следим за ним, затаив дыхание. Момент истины. Если вход завален, нас ожидает долгая и мучительная смерть.
Ваня налегает на крышку, кряхтя от натуги.
– Чёрт… не поддаётся.
У меня обрывается сердце.
– Сильнее, Вано! – говорит Михась.
Ваня бьёт по крышке ладонями, но та приподнимается над полом лишь на пару миллиметров. Сверху слышится железный звон, как если бы кто-то тряс над нами мешком с кастрюлями. Люк однозначно завален, но, кажется, это мусор, а не элементы конструкции.
– Дай я! – Михась поднимается на ноги.
Я очень хочу помочь им, но пока не рискую вставать. Три металлических осколка, извлечённых из моих плеча и бедра, оказались не такими уж маленькими – понадобилось два мотка бинта, чтобы остановить кровь.
Миша находит у дальней стены стремянку, устанавливает рядом с Ваниной лестницей, и вот уже оба бьют по люку, пытаясь стряхнуть с него мусор, блокирующий крышку.