Забурлил шнапс, чаша вспыхнула оранжевым светом.

Феликс оглянулся на окна. Весь дом спал, свет горел только высоко в его квартире. Значит, мать одна в кухне сидит…

– Пойми меня правильно… – начал он. – Мы ведь с тобой друзья?

Бинг надул грудь, вдыхая дым. Красными глазами он посмотрел на Феликса и кивнул.

– Я знаю, почему ты здесь, в Гейсии, – объявил Феликс.

Бинг молчал, держа в легких дым, и лишь склонил голову набок.

– Ты как мои родоки. Отец у меня черный, вот они с мамой оба сюда и переехали, чтобы встречаться потихоньку…

Весь дым разом вырвался изо рта Бинга одним гигантским выхлопом:

– Что?!

Феликс понял, что облажался.

Бинг сверлил его ненавидящим взглядом, отставив бульбулятор.

– Что ты сейчас сказал?! – проревел он в полный голос.

На темной стене вспыхнуло окно, за ним другое. Феликс замахал руками, пытаясь успокоить друга.

– Ничего! Пошутил я!

– А Лакомая знает? – Бинг моргнул, осененный догадкой. – Или она такая же?!

Феликс видел перед собой прежнего Бинга – способного с винтовкой у плеча безжалостно косить всех, кого считает врагом. Освещенных окон над головой становилось все больше. Люди могли услышать. Сверху кто-то крикнул: «Спать не мешайте!»

Феликс бросился на Бинга. Накрыл ему рот ладонью, зашептал:

– Не надо, пожалуйста!

Они покатились по грязному асфальту среди бычков и бутылочных крышек. Бинг драл руку Феликса ногтями, царапал ему лицо и шею, но Феликс держал крепко, повторяя:

– Не надо!

Они боролись, гулко молотя ногами по мусорным бакам, а сверху на них со всех сторон орали. Бинг дубасил Феликса кулаком по голове, вломил ему между глаз так, что у Феликса хлынуло из носа, и во рту разлился вкус соли и мятного шнапса. Бинг орал ему в ладонь и бил кулаками по ребрам, коленями в солнечное сплетение.

Уже во многих окнах горел свет. Высоко под крышей Феликс видел силуэт матери, которая выглядывала из кухонного окна.

Бинг впился ему в ладонь зубами, и Феликс отдернул руку.

В ночной тишине голос Бинга разнесся по всей округе:

– Натуралы! Натуралы!

И тогда окровавленные пальцы Феликса нащупали трубку бульбулятора, ухватились покрепче и нанесли удар. Зазвенело стекло, и Бинг умолк. Брызги крови и шнапса разлетелись во все стороны.

Тело Бинга обмякло и навзничь завалилось на асфальт. Человек был удален из человека, осталось простое мясо. Где-то уже нарастал вой полицейских сирен. Феликс наслушался рассказов достаточно, чтобы понять: единственный его друг мертв.

Хуже, чем мертв – он наврал.

Убийство не принесло Феликсу никакого удовольствия.

* * *

Когда Ник наткнулся на первую коробку, он не удивился. Коробка стояла посреди Саут-Ист-Йэмхилл-стрит, между сорок вторым и сорок третьим домом. Прямо по Толботту.

Пока все шло ровнехонько по его книге. Пожары начались около месяца назад, как он и предсказывал. Метод этот был элитами уже не раз обкатан. Так, в 1965 году в лос-анджелесском районе Уоттс была сожжена сотня кварталов, в 1967 году успех повторили в Ньюарке, и в тот же год спалили дотла четыре сотни домов в Детройте. В 1968 году в Вашингтоне сгорело 1199 зданий, и все это было результатом поджога белыми черных районов. Чтобы выкурить чернокожих из городов и загнать обратно на сельскохозяйственные поля Глубокого Юга.

Теперь же поджоги устраивали вожди Государства Арийского, чтобы выкурить всех окопавшихся в укрытиях: черных – в Блэктопию, белых – к господам в услужение.

Брошенные посреди улицы коробки служили той же цели.

В 1950-е такая коробка содержала бы в себе героин. В 1990-е была бы набита крэком. ЦРУ оставляло такие подарки в районах, которые требовалось уничтожить. Теперь их примеру следовали вожди. Ник разорвал картон и стал рыться в пакетах. Он насовал в карманы плаща килограммы викодина, золпидема и ксанакса, аккуратно упакованные в пластик. Остальное не тронул. В книге Толботта говорилось, что коробок будет много, и Ник поспешил на поиски других таких же.

Плакат на стене напротив кричал: «Улыбка – лучший бронежилет!» Из родни у Ника оставалась только мама, которая собрала вещи и на последнем бензине уехала искать, к чьему бы поместью прибиться. Говорили, что вокруг больших сельскохозяйственных полей образовались трущобы, населенные бывшими работниками информационного сектора. Веб-дизайнеры и консультанты по социальному проектированию жили в пыльных машинах, надеясь хорошо показать себя на грядущем сборе ревеня. Если повезет – барин пожалует домик с соломенной крышей раньше, чем ударят холода.

Вся викисвобода интернета ушла в топку. По радио транслировали исключительно Толботта с перерывами на одобренную арийскую музыку – в основном польки, вальсы и джиги. Платиновые хиты клавесина и волынки. В новостях говорили, что пожары устраивают лоялисты. Партизаны. Толботт лично опроверг слухи, что бывший президент спасся, а вместо него убили двойника.

По официальным данным, президент прежде соединенных штатов мертв. По официальным данным, пожары, которые вспыхивали по ночам и выгоняли беспомощных людей в темноту, устраивали бунтовщики. Бандиты. Разбойники с большой дороги. Вероятно, канадцы. Ник обратил внимание, что гнездом подлого терроризма теперь стала Канада.

Если верить книге Толботта, на протяжении всей современной истории добропорядочные чернокожие подвергались преследованиям. Всякий раз, когда очередной город начинал полыхать в пожарах, черные, не щадя себя, кидались спасать имущество, а белые спешили арестовать их за мародерство. Вот и теперь огонь пожирал в Портленде квартал за кварталом, и всякий, кто бросался на помощь, попадал под арест. Людям давали срок по сфабрикованным обвинениям, грузили в вагоны и отправляли в трудовые отряды.

Коробки на улицах предлагали альтернативу. По выражению Толботта, менее полезные члены общества имели право самоустраниться посредством случайной или намеренной передозировки. Пожары убирали героев. Наркота выкорчевывала трусов. И только Ник мог под кайфом перебиваться без еды, когда с едой случались перебои. А вот сон – другое дело. Вожди так рьяно принялись вырубать леса себе под стручковую фасоль и краснокочанную капусту, что подняли с обжитых мест стаи волков и койотов. Теперь эти хищники, а также медведи и пумы забредали в города и охотились в парках и на улицах. По ночам слышались их вой и визги жертв, а Ник, закинувшись таблеточками, спокойно спал в первой попавшейся брошенной машине.

Уже при свете дня он находил следы ночных происшествий. Следы эти могли быть размазаны по целому кварталу. Ребра и позвоночник в одном месте, голова и тазовые кости где-то в другом. Череп мог вообще пропасть, хотя содранный скальп с волосами обычно не трогали. Кисти рук тоже. На тротуаре или по переулку между домами разливалась липкая лужа подсохшей крови, и от нее во все стороны тянулись багровые следы. Медвежьи или волчьи. Ну и еще падальщиков, которые явились потом – койотов, крыс, сорок, енотов. По каждому такому следу можно было дойти к обглоданной кости или недоеденным кишкам. К тому, что осталось от непутевого лузера. Пальцы на обглоданных руках могли быть унизаны бриллиантовыми кольцами и рубиновыми перстнями; хищники выедали глаза, но оставляли запачканные кровью жемчуга на шее. Звери хорошо понимали, что́ имеет настоящую ценность.