– Ты – Видящая, – с нажимом сказал он. Таким тоном, что стало понятно – возражений не примет. – Если ты ошибешься, я точно попаду в просак. Считай, что это часть твоей работы в нашей семье.

Звучало это так себе. Настолько так себе, что у меня глаза зачесались от столь резкого напоминания о моих «прямых» обязанностей. Может, не поздно еще принять приглашение Мариэтты и уехать от этого эгоиста ко всем чертям? Тем более, я так и не забеременела…     

– Позволите, госпожа?

На краешек стула передо мной уселась совсем еще молодая девчушка – настолько напуганная, что стало понятно – только-только узнала о существовании Сокрытого мира. Возможно, не по своей воле.  

Почти бездумно я просканировала ее сущность и определила – человек. Простой человек, без всякого двойного дна. Увлекшись, заглянула еще глубже и уловила некие фибры кокетливости – вроде бы простой, девчачьей, но решила не рисковать. Хватит нам Ольги.

– Мы вам позвоним, Наташа. Спасибо за ваше время, – попрощалась с улыбкой, в душе желая найти место не хуже – у кого-нибудь менее ревнивого.

Следующая проверка показалась мне почти рутиной, и я даже начала скучать. Однако женщину тридцати пяти лет с опытом работы у семьи оборотней приняла без всяких сомнений.

Вежливо улыбаясь, бросила взгляд на столик, за которым должен был наблюдать за мной Демьян, ожидая окончания процесса. И скисла окончательно – его не было. Просто не было. То есть, ему даже плевать, справлюсь ли я с заданием?  

Поразмыслив над тем, а не плюнуть ли мне на все и уйти прямо сейчас, я вздрогнула, когда новый претендент уселся напротив, протягивая мне скрепленные листы бумаги со своим резюме.

Мельком оттерла выступившую в краешке глаза слезинку и вернула на лицо улыбку.

– Как вас зовут?

Невысокого роста, добродушный и лысоватый пухлячок сразу же вызвал у меня некоторую тревогу. Уж очень он был идеальным для слуги – услужливый, улыбчивый… И напоминал не то Санту Клауса не то гнома из сказки Андерсена…

– Три последних года я служил в поместье графа Аргонта – это в Ирландии, мадам… – охотно и многословно рассказывал… как там он назвался?

Я глянула в биографию – напомнить себе имя-отчество претендента на место… и уже не могла оторвать от листа бумаги глаз, настолько резко завопили все мои внутренние голоса Видящей.

Ложь, ложь, все ложь! – понимала вопреки всему, что видели мои обычные, человеческие глаза. И не просто ложь… а… морок?!

Я провела по бумаге сверху вниз, словно пыталась стереть наброшенную на нее пелену иллюзии. Марево задрожало, буквы начали расплываться…

Имя-фамилия растворились первыми, за ними поползла куда-то строка об образовании…

Ого! Да тут и в самом деле обман?!

Стоп! Демьян же так и сказал – вычислить претендента с «интересной биографий»! Быть, может, под словом «интересная» он имел в виду «фальшивая»?! Я напряглась, сосредоточилась… и ударила в марево всей силой своей магии – пронзающей, разрушающей обман…

И охнула в изумлении, когда поняла, что передо мной – совсем другой текст. На совсем другой бумаге.

Написанный от руки. Знакомой. Очень хорошо знакомой руки.    

«Есть вещи, о которых вслух говорить довольно трудно…» – читала, чувствуя, как гладкий пол ресторана уходит у меня из-под ног. – «Да и на бумаге в общем-то непросто. Все, что хочу сказать тебе – кажется либо никчемным, либо слишком сопливым. Либо и вовсе ненужным, потому что между нами и так все понятно. И все же, я решил высказаться, потому что предложение я тебе уже сделал, а в любви так и не призна…»

Не дочитав, я вскинула взгляд на посланца такого замечательного письма, и сразу не поняла – то ли не узнаю его из-за того, что слезы стеной в глазах стоят, то ли это уже… и не он вовсе…

– Демьян… – всхлипнула, глядя, как «толстячок» передо мной расплывается, бледнеет, подергивается зябью – так же, как и его поддельная «биография» в моих руках.

Поморгала, вытерла слеза, без сомнения размазав косметику… И взглянула уже на Демьяна, сидящего там, где за секунду до этого – милый толстячок.       

– Молодец, – похвалил он меня за что-то, я уже и не помнила – за что. – Ты отлично справилась. А знаешь, почему? – он слегка прокашлялся, чтобы голос не был таким хриплым. – Потому что чувствуешь то же, что и я. Ты невероятно способная, моя Елена, но эта иллюзия… она особенная. И если бы ты не смогла пробиться сквозь нее, я никогда не сказал бы тебя того, что написано в этом письме.

– Особенная… как именно? – мой голос внезапно тоже осип.

– Может быть снята только если есть ответное чувство. И только тем, у кого оно есть.

Я вскинулась.

– То есть ты настолько сомневался во мне, что не решился бы открыться, если бы не был уверен, что я отвечаю взаимностью?

– Истинность – необязательно любовь, – сухо ответил он. – Последнее, что я хотел бы, это оказаться связанным собственным признанием… Всем известно, как вольно женщины обращаются с теми, кто решился открыть им свое сердце… Теперь же, когда ты смогла увидеть меня под столь сильной личиной, и я совершенно уверен в том, что не останусь без ответа – нет никакой причины и дальше тянуть с тем, что хочу сказать тебе уже давно… хотя в принципе, как я и упомянул в письме, делать это совершенно необязательно в виду всех обстоятельств…

Он боится, сообразила вдруг я. Боится открыть мне свое сердце. Потому что там нет больше Тьмы, и он считает это слабостью.

Боже, какой глупый!

Без единого слова, я вскочила, метнулась вокруг стола и чуть не свалила Демьяна на пол, бросившись ему на колени и стиснув шею.

– Знаешь, это пожалуй, самое многословное признание в любви из всех, что я слышала в своей жизни.

– А их было много? – его рука небольно сжала мои волосы на затылке и слегка оттянула меня, чтобы он мог посмотреть мне в лицо.

– Признаний? Куча. Как минимум по два в каждом сериале. Не мне правда признавались, но…

Он хмыкнул.

– И что обычно говорят в этих твоих… сериалах? Небось много болтовни, но все по делу, все в точку и с идеальными, бьющими в самое сердце, эпитетами…

– Я тебя люблю.

Он замер на полуслове. Облизал явно пересохшие губы.

– Так… говорят в твоих сериалах?

Я приблизилась, потерлась носом о его нос, вобрала вырвавшийся из его груди тяжелый, горячечный вздох.

– Нет. Так… говорю я. Я тебя люблю. И буду любить всю свою оставшуюся жизнь, даже если Мариэтта ничего не сможет сделать, и мы навсегда останемся вот такие… разные.  

Демьян тяжело глотнул, хотел что-то сказать, но передумал и притянул меня за шею к себе – в долгий, бесконечно желанный поцелуй, сквозь который до меня донеслись самые прекрасные слова в моей жизни.