– Миллионы людей во всем мире в таком же положении, как и ты. Поверь, ты не сможешь ничего изменить. Твои родители были бы рады, если бы знали, что с тобой все в порядке и ты в безопасности.

– Тогда давай я напишу родителям, и мы попробуем переправить их сюда, к нам, – предложила я.

– Не уверен, что получится, но попытаться можно.

– Я хочу сама написать. Возможно, они вначале не поверят, но, увидев мой почерк, поймут, что письмо от меня.

На этом мы закончили разговор. Я написала письмо и отдала его Джону в надежде, что скоро получу ответ.

Каждое утро я ждала почтальона и с каждым днем расстраивалась все больше, – ответ не приходил. Туди с грустью смотрела на меня, но помочь ничем не могла. Меня начал раздражать даже Джон. Он боялся отпускать меня домой, в Англию, думая, что меня могут ранить или убить. Возможно, мне следовало продемонстрировать ему свои способности, и тогда он бы отпустил меня. Хотя сомневаюсь, ведь Джон ни за что не хотел терять меня. И что больше всего меня раздражало, так это то, что в дни, когда в Европе шли бои, и погибали мои соотечественники, и я всей душой была с ними, Джон будто бы не замечал этого и начинал говорить о ребенке.

– Джон, я пока не хочу детей. Я еще успею родить тебе сына или дочь, – протестовала я.

– Но ведь тебе тяжело одной. Если бы у тебя был ребенок, ты бы не чувствовала себя так одиноко.

– Но я и вправду не хочу детей. Не сейчас.

– Как скажешь, милая, как скажешь.

Так обычно и заканчивались наши разговоры о детях.

В январе 1915 года я наконец-то получила письмо от Марка. С дрожью в руках я вскрыла перепачканный конверт и достала оттуда помятый желтый листок бумаги. Слезы счастья и облегчения от того, что мой брат жив, побежали по моим щекам. Я прочитала письмо, но, так и не поняв ничего, перечитала его несколько раз. Вскоре до меня дошел смысл написанного. Оказывается, мои братья недавно участвовали в тяжелом бою. Где именно, Марк не указал, – им было запрещено писать о подобных вещах. Почти все их товарищи погибли. Артура ранило в ногу, но, по словам Марка, несерьезно, и вскоре он снова станет участвовать в сражениях. Марк также написал, что отправил письмо домой и надеется, что с родителями все в порядке. После его отъезда из Лондона у него не было возможности связаться с ними. Он сообщил мне, куда я могу отправить ответ, но и предупредил, что не гарантирует, что мое письмо дойдет до него.

Обрадованная я написала ответ, где рассказала Марку о том, что послала письмо и родителям, но вестей от них пока не получила. Возможно, мое письмо затерялось, а может, они просто не поверили мне.

Свое письмо брату я положила на письменный стол, рядом с остальной почтой, которую Джон должен был отправить утром. Скрестив руки на груди, я подошла к окну, выходившему на проезжую часть, и посмотрела вдаль. «Рано или поздно война закончится. И рано или поздно в моей жизни что-то изменится. Я не верю, что награждена такими способностями просто так и судьбой мне уготовано сидеть пленницей в этой золотой клетке и притворяться, что я счастлива», – подумала я.

Прошло двадцать четыре года. Стоял май, и погода была просто чудесная. Я поняла это сразу, как только проснулась. Спальню заливал яркий солнечный свет, и нежный щебет птиц доносился из сада. Я повернулась на бок и посмотрела на часы. Стрелки показывали половину двенадцатого. Я лениво потянулась и, полежав еще несколько минут, встала. Накинув на ночную рубашку легкий шелковый пеньюар, я вышла из комнаты и направилась на первый этаж дома. Спустившись, подошла к стеклянной двери, выходящей в сад. Джон уже сидел за столиком и завтракал.

– Доброе утро! – как можно ласковее сказала я, подходя к нему.

Нагнувшись, поцеловала в щеку и села напротив – оглядела стол в поисках чего-то вкусного. Я остановила свой выбор на булочке с изюмом и джеме.

– Ты, как всегда, прекрасна! – сказал мне Джон, улыбнувшись.

В его темных волосах уже давно серебрились пряди, которые, впрочем, придавали ему некий шарм. Даже морщинки возле глаз и рта не портили моего мужа. Он с каждым годом становился все красивее и мужественнее. Чего не скажешь обо мне.

– Какие на сегодня планы? Поедешь в город? – спросила я Джона.

Он отрицательно покачал головой:

– Нет, в клинике сегодня работает мой помощник. Если что-то понадобится, он мне позвонит.

– А как же твои детки? Неужели они останутся без твоего присмотра?

– Думаю, переживут. Тем более, я вчера провел там несколько часов. Ты бы видела их радостные лица, когда я раздавал им подарки.

Когда Джон говорил о детях, его лицо просто сияло от счастья. Я радовалась за него, и в то же время мне было его жалко – я так и не подарила ему ребенка. И, видя, как он страдает от этого, предложила открыть сиротский дом. Особый, где к каждому ребенку относились бы, как к родному, и где дети смогли бы получить образование, чтобы после приюта иметь нормальное будущее. К тому времени Джон уже основал свою клинику, приносившую отличный доход. Он считался лучшим врачом в Ричмонде, и люди со всей Америки приезжали к нему на прием. Поэтому он смог открыть и содержать сиротский дом без особых хлопот.

– Так чем же сегодня займешься? – спросила я, доедая булочку и подливая себе и Джону чай.

– Не знаю, я думал провести это время с тобой. Если, конечно, ты сможешь прервать свои занятия.

Я рассмеялась и весело закивала головой:

– Поверь мне, я с радостью это сделаю.

Я получала уже третье образование. Сейчас я изучала историю – Старого и Нового Света, и ездила в университет в штате Мен раз в месяц. У меня уже имелась степень бакалавра истории искусства и степень магистра английской литературы. Я не говорю о множестве других умений и навыков, а также дипломов, которые я получила за эти годы: я выучила несколько иностранных языков, отлично водила автомобиль и даже несколько раз брала уроки управления самолетом. Прогресс в то время не стоял на месте: каждый год человечество изобретало что-то новое, и мне непременно хотелось это попробовать. Ради этого я одна исколесила всю Америку. Вначале Джон переживал за меня, но, увидев, какое удовольствие мне доставляет учиться чем-то новому, сам начал поощрять мои учебные поездки. К тому же, появляясь все время в разных местах, школах и университетах, я не вызывала подозрений, что было мне на руку. Иначе меня, возможно, приняли бы за сумасшедшую, узнав о всех моих интересах. Я занималась этим, чтобы не чувствовать себя одинокой, чтобы наполнить свою голову до отказа разной информацией, только бы не вспоминать о своем прошлом, о том, кто я, и о том, как я здесь оказалась.

Пять лет назад мы переехали из Ричмонда за город. Здесь назойливое любопытство соседей и знакомых меня не заботило, и я могла оставаться сама собой. Этот переезд для нас с Джоном был вынужденным и неизбежным. Люди начали задавать слишком много вопросов. Подозрения, равно как и различные слухи, начали расползаться по городу. Причиной этому была я. Вернее, моя внешность.