Джон сочувственно посмотрел на меня:

– Может, он еще напишет вам.

– Не знаю, я надеюсь на это. Мне очень тяжело жить в неведении, – ответила я.

– Понимаю, – сказал Джон.

Несмотря на то, что Джон много работал, при мне он не показывал своей усталости. Я иногда спрашивала его, как дела на работе, но он только улыбался и говорил, что все отлично и очень скоро мы сможем жить куда лучше. Но мне не нужна была лучшая жизнь, мне хотелось нормальной жизни. Этого Джон понять не мог. Однако он оказался прав насчет второго письма. Буквально через несколько дней почтальон принес мне письмо. Я очень удивилась, ведь написано оно было от имени какой-то женщины, о которой я никогда не слышала. Но, открыв конверт, я чуть не завизжала от радости, – его прислал Марк.

Я села в кресло и внимательно прочитала письмо несколько раз:

«Дорогая сестренка,

Извини, что не писал тебе так долго. Не хватало времени, и к тому же я решил, что не стоит торопиться с этим. После пожара мне несколько раз казалось, что за мной следят. Не знаю, правда ли это или я стал слишком подозрительным, но в любом случае стоит соблюдать осторожность.

Пожар наделал много шума. Около недели весь Лондон только и говорил о нем. Бедная леди Джейн Робинс была так подавлена и испугана случившимся, что буквально через пару дней уехала из Лондона. Я навещал ее пару раз. Попросил, чтобы она не распространялась о том, что видела на пожаре. О тебе я сказал лишь то, что после пожара ты уехала. Я не стал говорить ей о том, что ты переехала с Джоном в Америку. В любом случае она, возможно, уже знает об этом от своей сестры. Даже уверен в этом.

На удивление она оказалась не такой болтливой и вроде бы не слишком много рассказывала подругам и знакомым о пожаре. По крайней мере, я ничего не слышал ни о тебе, ни о том цыгане.

Полиция начала расследование. Из-под обломков достали несколько мужских тел. Следствие так и не установило, кто они, но пришло к выводу, что, скорее всего, это грабители. Зачем им понадобилось поджигать дом, никто так и не соизволил объяснить. Что ж, ничего не поделаешь. Я не исключаю и того, что сам Шелдон оказал влияние на полицию, что и привело к такому скоротечному выводу и закрытию дела.

Я сам лично осмотрел тела мужичин, сгоревших в доме. Увы, сестра, но в одном из них я узнал Алессандро. Как это ни печально, но он погиб. Тебе нужно смириться с этим. Ему уже нельзя было помочь, но, как и говорил, я на всю жизнь останусь благодарен этому человеку за то, что он спас тебя тогда…»

Мои глаза наполнились слезами, когда я прочитала эти строчки. Это значило, что мой Алессандро мертв и мне не на что надеяться. Я больше никогда не увижу его, не услышу его голос, не почувствую его прикосновения…

Вытерев набежавшие на глаза слезы, я постаралась успокоиться и продолжила читать письмо:

«…Я решил не бросать личного расследования и попытаться узнать что-нибудь еще об Энтони. Мой друг Оскар предложил мне снова посетить собрание их общества. Думаю, я схожу туда и опять поговорю с магистром. В конце концов, Шелдон – не бог, на него должна найтись управа. Собрание общества состоится через несколько дней. Как только я узнаю что-либо, то сразу напишу тебе.

С родителями все хорошо. Я несколько раз посылал им телеграммы и два раза получал письма от матери. Не волнуйся за них и за меня. С нами все будет в порядке!

Я очень надеюсь, что тебе неплохо живется в Америке и что Джон – хороший муж. Хочется верить, что в скором времени мне удастся навестить вас.

Когда станешь писать мне ответ, то пиши на адрес и имя женщины, указанной на конверте. Это одна моя знакомая. Она согласилась помочь мне, но не беспокойся, – про тебя она ничего не знает. Будет здорово, если ты тоже сможешь отправить письмо от другого лица и с чужого адреса. Поговори об этом с Джоном, думаю, он поможет.

Не унывай!

Любящий тебя брат Марк».

В тот вечер я показала Джону письмо и спросила, как я могу ответить брату. Джон успокоил меня и попросил, чтобы я написала письмо, а за остальное не волновалась. Он сам все устроит. Услышав это, я тут же ушла к себе в комнату и полночи писала письмо Марку. Иногда я не могла сосредоточиться, слезы застилали глаза, – подтверждение смерти Алессандро разрывало мое сердце.

Ответ я все же написала и утром, заплаканная, передала его Джону. Увидев мое распухшее от слез лицо и красные глаза, Джон ничего не сказал, только поцеловал меня в лоб. Мне было достаточно и такой поддержки.

Дни проходили медленно. Иногда мне казалось, что все происходящее нереально. Я перестала гулять по городу и что-либо делать. Часами могла сидеть в комнате, уставившись в стенку. Туди заметила мое состояние и пыталась помочь, но я только отмахивалась от нее. Джон несколько раз хотел поговорить со мной насчет моего странного поведения, но я объяснила ему, что просто жду ответа от Марка. Пришло письмо, однако, ничего не изменилось. Марк писал, что магистр ничего не сообщил. Никакой слежки за собой брат не замечает, инцидент с пожаром все почти забыли, и жизнь продолжается. Письмо было настолько кратким и сухим, что я расстроилась еще больше.

Возможно, жизнь в Лондоне и продолжалась, но для меня она будто бы закончилась. В очередной раз я лежала без сна, пытаясь сосредоточиться и подумать хоть о чем-то, но ничего не получалось. Слезы сами собой потекли по щекам и, чтобы не разбудить всхлипами Джона, спящего в спальне напротив, я уткнулась лицом в подушку. Мои рыдания прервал тихий стук в дверь.

– Можно войти? – раздался из-за двери голос Джона. Я не хотела его видеть в тот момент, но все же ответила, что можно.

Джон зашел в комнату и, подойдя к кровати, осторожно присел на нее.

– Вы плачете каждую ночь. Может, скажете, в чем дело? Я очень волнуюсь за вас и не знаю, как помочь, – мягко сказал Джон.

– Вы ни в чем не виноваты. Дело во мне, и только во мне, – немного охрипшим от слез голосом ответила я.

– Но так не может больше продолжаться. Вы погубите себя.

– Мне все равно.

– Я не хочу потерять вас, – сказал Джон и взял меня за руку, – вы очень дороги мне. И все, что я делаю, я делаю ради вас.

Я вздохнула и посмотрела на него. В комнате было темно, но сквозь окно пробивалось немного лунного света, поэтому я могла разглядеть Джона. Он выглядел очень испуганным. Его темные волосы спадали на лоб, и сейчас он казался мне гораздо старше, чем когда мы первый раз увиделись.

– Я знаю, что вы стараетесь, – сказала я, – простите, что веду себя так.

– Скажите только, что вы хотите, и я сделаю это, – сказал он и дотронулся кончиками пальцев до моего лица.

Его прикосновение словно пробудило меня ото сна. Пальцы были такими теплыми, такими живыми, что мне не захотелось, чтобы он убирал их. Своей рукой я приложила его ладонь к своему лицу и на какое-то время закрыла глаза. Мне стало спокойно и хорошо.