Алиенора открыла рот, чтобы защитить Иоанна, но передумала. Изабелла права, и вообще спорить не хотелось. Ее подруга стала жестче, менее склонной идти на уступки, но это лучше, чем при каждом столкновении с реальностью пускать слезу и жаловаться на несовершенство мира.

– Ричард никогда не будет страдать из-за обстоятельств его рождения. Я знаю, что Белле пришлось нелегко. И ты мечтала об иной жизни для нее. Но тем не менее она замужем за достойным человеком.

– Да, – согласилась Изабелла. – Так или иначе, мы все пережили трудные времена. Я отошла от придворной жизни, а вы стали тем, кем вам было предначертано стать.

– И кем же? – с улыбкой поинтересовалась Алиенора.

– Женщиной, держащей бразды правления в руках. – Изабелла прикоснулась к рукаву королевы, чтобы подчеркнуть свое стремление вернуть былую близость. – Страна без сильного правителя – это страна в опасности. Я с ужасом вспоминаю безвластие, которое царило во времена моей молодости. Мы постоянно пребывали в страхе. Не хотела бы снова испытать такое. А сейчас я не боюсь отъезда Ричарда в Иерусалим, потому что знаю: нас поведете вы, а вам я доверяю более всех. И разумеется, мы ваши преданные подданные.

У Алиеноры защипало в глазах.

– Мы не всегда и не во всем соглашались, но я люблю тебя. Ты моя сестра. Я знаю, ты будешь твердо стоять на моей стороне, даже если…

Она прервалась, потому что из-за дверей донеслись неуместные на пиру звуки – вопли и стоны, звон оружия. Испуганная Изабелла побледнела; кое-кто из собравшихся в зале женщин завизжал. Подобно Изабелле, представительницы старшего поколения помнили борьбу между королем Стефаном и императрицей, когда праздничное событие вроде нынешнего могло в один миг превратиться в кровавую расправу. Мать Генриха вынуждена была бежать из Вестминстера накануне собственной коронации под натиском взбунтовавшейся толпы. Неужели и сейчас происходит то же самое? Все были счастливы, когда Ричард покидал аббатство. Народ радовался и чествовал своего молодого рыжеволосого короля, величайшего рыцаря всего христианского мира. Они называли его Львиным Сердцем.

Шум сначала нарастал, потом стих, и слышен был лишь один мужской голос. Но и тот прервался на высоком отчаянном вскрике, а за ним последовал глухой стук.

Алиенора приказала слугам разузнать, что происходит. Царственной походкой, в которой не было и быть не могло поспешности, она вернулась на свой трон на возвышении и велела дамам занять места за столами.

Мгновение спустя двое охранников приволокли в зал окровавленного, избитого человека и бросили его на пол перед ступенями, ведущими на тронный помост. Кровь из раны на черепе заливала лицо и капала с седеющей бороды. Одна рука была неестественно изогнута. На мужчине была одежда из хорошей шерсти с дорогой отделкой.

– Что это? – с холодным гневом спросила Алиенора. – Кто смеет нарушать наш пир?

– Госпожа, – заговорил один из стражников, – с дарами для короля к дворцу прибыли евреи, чем вызвали у народа бурное недовольство. – Он с отвращением вытер о свой плащ вымазанную в крови ладонь. – Почему добрые христиане должны оставаться за воротами, если этим безбожникам дозволено пройти к королю?

Алиенора прожгла его яростным взглядом:

– Надеюсь, беспорядкам положен конец?

Его лицо исказилось от страха.

– Дворец в безопасности… Но в городе продолжаются разбой и драки.

Алиенора посмотрела на залитого кровью мужчину, дрожащего у подножия трона. Еврей. Ее первым порывом было подтянуть юбки и отодвинуться, но она сдержалась. Эти люди и их религия ненавистны христианам, но они обеспечивают большой доход королевской казне и пребывают под защитой Ричарда.

– Значит, этот человек пришел с дарами для короля, и вот что с ним сделали?

– Да, госпожа.

– Как тебя зовут? – обратилась она к еврею. – Говори!

– Манасер бар-Якоб… госпожа, – просипел он сквозь зубы, оскаленные от боли и окрашенные кровью из разбитой губы. – Мы пришли… преподнести… королю и королеве золотые византины. – Пока он говорил, у него несколько раз закатывались глаза, так что из-под век видны были одни белки.

Алиенора заметила, как переглядываются стоящие над мужчиной стражники. К их возбуждению и неприязни все сильнее примешивался страх.

– Исаак… Исаак нес золото, но его… его ограбили в толпе. Я не видел ножа… – Он поник, теряя сознание.

– Госпожа, может, плеснуть на него водой?

– Не болтайте глупостей! – отрезала Алиенора. – Он или совсем с ума сойдет от страха, или вообще умрет. Отведите его в безопасное место, и пусть о нем позаботятся, чтобы позднее можно было его допросить. Король будет очень недоволен произошедшим, как недовольна и я.

Присмиревшие и примолкшие стражники бросились исполнять приказ: потащили стонущего еврея из зала. В дверях они чуть не столкнулись с королем, который вбежал в Зал Королевы в сопровождении едва поспевающей за ним свиты. Ричард по-прежнему был в короне, и при каждом его шаге золото и драгоценные камни вспыхивали на свету огнем. Настоящий король, король с головы до пят, король в гневе. При виде еврея, висящего между рыцарями, он потребовал отчета о том, что произошло, и затем отрывисто распорядился прислать к раненому лекаря.

– Похоже, толпа в праведном безумии набросилась на твоих евреев, – сказала Алиенора, – и подарок, который они собирались преподнести тебе, благополучно исчез. Утверждают, что это был целый сундук золотых византинов, не больше и не меньше. – Она сжала навершия подлокотников своего трона. – Ты должен остановить беспорядки немедленно, пока они не распространились по всей стране. Это уже будут не христиане против евреев, а все против всех!

– Я разберусь с этим! – рявкнул Ричард. – Золото найдут, а зачинщиков повесят! – Его ноздри раздувались от гнева. – Богом клянусь, не хотел я, чтобы мою коронацию украсила виселица, но я построю ее, если иначе мира не достигнуть. Любой, кто хоть пальцем тронет одного из моих евреев, тронет меня, и пусть все об этом узнают! – С этими словами он резко развернулся и вылетел из зала, на ходу призывая городских чиновников.

Алиенора негодовала: лучший момент в ее жизни испорчен. Если бы евреям хватило ума держаться подальше и если бы лондонцы не напились так и не стали бы буянить, этого не случилось бы. Теперь, даже если беспорядкам положат конец, свой след они оставят, и в другой раз возникнут с еще большей легкостью.

– Возможно, Филипп Французский был прав, – заговорил Иоанн. Придя вместе с Ричардом, он не вышел вслед за братом, а остался в Зале Королевы и рассматривал дам. – Сразу после коронации он посадил всех евреев в темницы и согласился отпустить только за огромный выкуп, а потом и вовсе изгнал их из королевства. Небось, половина из них пробралась к нам в Лондон или дальше, в Линкольн и Йорк.

– Ричард не Филипп Французский, – вскипела Алиенора. – Он сам решит, как поступить со своими евреями, а мы проследим за тем, чтобы его воля была исполнена.