Алиенора сидела в своих покоях, вытянув ноги на низкий табурет и попивая вино, пока Амирия втирала ей в стопы розовое масло. День выдался долгим. Наконец-то можно расслабиться после трудных переговоров о том, кто и как будет управлять владениями Ричарда, пока его нет в стране.

Высшая власть и общее руководство передавалось ей, но основную работу в Англии разделили между канцлером Ричарда Уильямом Лонгчампом и Гуго де Пюизе, епископом Даремским. Оба епископа были целеустремленными, способными администраторами, однако у них отсутствовал опыт управления целой страной. Писцы Лонгчампа в поте лица записывали на восковых дощечках все, что говорилось на совете, и сам Лонгчамп, с пронзительными, как у хищной птицы, глазами, ловил каждое слово.

Следить за соблюдением порядка и применением принятых законов король назначил четырех юстициаров, и одним из них оказался Уильям Маршал. Алиенора обрадовалась: это надежный союзник и здравомыслящий человек.

Иоанну пожаловали контроль над шестью графствами в Англии, графство Мортен в Нормандии и титул властителя Ирландии. Всему этому он был бы безмерно рад, если бы не запрет на передвижения: Ричард заставил его поклясться в том, что он не вернется в Англию по крайней мере в течение трех лет. Иоанн сквозь зубы произнес положенные слова. Королева подметила, как подрагивали губы Лонгчампа при этом. Старый лис испытывал явное удовлетворение от тягостной для Иоанна сцены. Очевидно, тут не обошлось без его участия, догадалась Алиенора.

Она прекрасно понимала, что в глазах многих ее младший сын был не заслуживающим доверия интриганом, но, как к нему ни относись, он законный наследник Ричарда. Вторым, и последним, претендентом на трон был сын Жоффруа, родившийся после смерти отца. Артуру всего два года. Алиеноре не понравилось решение Ричарда, однако она оставила свое мнение при себе, поскольку пока не придумала, как действовать в данном случае.

И оставался еще Джеффри, незаконнорожденный сын Генриха, уже не податливый отрок, а взрослый мужчина, разменявший четвертый десяток. Ушей Алиеноры достигла история о том, как однажды он, напившись на пиру, надел себе на голову золотую чашу и поинтересовался у окружающих, идет ли ему корона. Игла обиды за то, что он, перворожденный сын короля, лишен королевской власти, потому что его мать была продажной женщиной, с годами проникала в его сердце все глубже. Перед смертью Генрих обещал Джеффри сан архиепископа. Он был рукоположен после коронации Ричарда и той же осенью избран архиепископом Йорка, но в сан его так и не посвятили. Избрание еще должен одобрить папа римский, поэтому Джеффри исполнял обязанности архиепископа, но без уверенности в будущем и не имея всей полноты власти. Сам он не хотел для себя церковной жизни. Его заставили пойти этим путем, отсюда и вызывающее поведение. Если кому-то это не нравится, Джеффри наплевать, и Лонгчамп не исключение. Эти двое яростно ненавидели друг друга. Лонгчамп вынашивал планы получить в недалеком будущем Кентербери, и ему не нужен был соперник в лице незаконнорожденного брата короля. Поэтому канцлер уговорил Ричарда изгнать из Англии не только Иоанна, но и Джеффри. Алиенора понимала: контролировать неизбежные ссоры и поддерживать мир будет чрезвычайно трудно, тем более что она сама не собирается безвылазно сидеть в Англии.

Женщина пригубила вина и отвлеклась от размышлений – к ней приблизился слуга: королеву хотел бы видеть ее младший сын Иоанн.

– Так поздно? – Мановением руки она велела Амирии закончить умащивания и потом сняла ноги с табурета.

– Госпожа, желаете, чтобы я отослал его?

Алиенора вздохнула про себя, хотя не позволила раздражению выйти наружу. Она уже догадывалась, о чем пойдет речь.

– Нет, пусть войдет. Уверена, если бы дело могло подождать до утра, то сын не стал бы беспокоить меня на ночь глядя.

Она отпустила Амирию, сунула ноги в домашние туфли из овчины, поднялась с кресла и встала лицом к двери.

Иоанн вошел вместе со струей холодного воздуха. Его движения были резкими и решительными.

– Мама. – Опустившись на колени перед ней, он поднес к губам складку ее платья и поцеловал плотную зеленую ткань.

Она коснулась его волос и велела подняться:

– Сын мой, что привело тебя ко мне в столь поздний час?

– Мне нужно обсудить с тобой запрет Ричарда о том, что мне нельзя приезжать в Англию, – сказал Иоанн. – Это несправедливо.

– Ричард имел полное право принять такое решение. И он не оставил тебя в нищете. У тебя достаточно средств.

– Точно так же отец выдавал нам «средства» и держал нас на привязи, – фыркнул Иоанн. – Брат не хочет, чтобы я помогал ему управлять страной, пока сам он в отъезде. Ричард почему-то доверил это дело людям, которые разрушат государство. Нельзя оставлять Лонгчампа главным юстициаром. Это очевидно даже слепому. За этим епископом нужен глаз да глаз.

Алиенора молчала. В чем-то она была согласна с младшим сыном, хотя действия Ричарда казались ей в общем разумными. А еще ей нужно понять, каковы мотивы Иоанна.

Сын сложил руки в шутливой мольбе:

– Мама, ты одна способна повлиять на Ричарда. Поговори с ним. Он тебя послушает.

– Ты так думаешь? – Она покачала головой. – К моему совету Ричард может прислушаться, но человек он независимый.

Иоанн опустил руки и подобрался поближе к очагу. Этот последний из ее сыновей, рожденный в зимнюю стужу, всегда имел пристрастие к темноте и пламени. Готовится к аду, как болтали злые языки.

– Мама, ты моя последняя надежда. Ты знаешь, я не стал бы просить тебя, если бы у меня был иной выход.

Она вскинула брови. Наверное, обращение к матери за помощью не укладывается в образ самостоятельного мужчины, который он создавал для себя.

– Не знаю, комплимент это или оскорбление. Ну ладно, буду считать, что первое.

Иоанн сел на скамью перед огнем и уронил голову на руки:

– Никогда не думал, что брат может такое сделать – прогнать меня из Англии…

– Он тебя не прогонял. Не придумывай того, чего нет. Ричард отдал тебе все доходы от твоих английских имений и возвысил тебя.

– Но зачем мне все это, если Англия закрыта для меня? – возразил Иоанн. – Чтобы получить эти деньги, мне пришлось пообещать не ступать на землю Англии целых три года. Мама, разве это правильно? Разве это справедливо? – У него задрожал подбородок. – Я хочу помочь Ричарду, но, похоже, он никогда не поверит, будто от меня может быть какая-то польза.

Алиенора нахмурилась. Ей было очень больно за младшего сына, несмотря на подозрение, что он в очередной раз пытается манипулировать ею. Да, он бросил Генриха, когда тот лежал на смертном одре, но что ему оставалось делать? Из всех детей Иоанн всегда был ближе всех к отцу, и она чувствовала себя чуть ли не виноватой в том, что любила Ричарда сильнее.

Со вздохом она положила руку ему на макушку:

– Скорее всего, Ричард не согласится последовать моему совету, но я поговорю с ним.