он нанимался воспитывать? Можно подумать он просил сестру рожать от первого встречного, а потом скончаться через пять зим от горячки, оставив ему это?

Чем он заслужил? Да если бы он хотел детей, он бы давно завел своих… детей делать много ума не надо… а вот прокормить на ноги поставить, выучить… Ему и Сизаря хватит…

Оставила ему, тоже мне. Чему он — вор — мог его научить? Чему??? Только тому, что знал сам — и тому, что его кормило. Но Сизарь оказался необучаемым, на редкость не склонным к такой работе, рассеянным, чувствительным и очень глупым!

Расто отвесил ещё один подзатыльник со всей силы. И только после этого выдохнул.

Сизарь поперхнулся крошками, закашлялся, но ничего не возразил.

— Собирайся, — бросил он племяннику. — Быстро. Бросай лепешку, собирай узел, не знаю, как ты сбежал, но нам нужно срочно покинуть город, иначе сработает Розыск и Старик не будет молчать, чтобы не замели, нужно уходить немедленно, пока не донесли «смотрящему»… — Расто поискал огненный камень и, чиркнув, запалил огрызок свечи.

— Не надо бежать, — рябое в рытвинах лицо Сизаря просияло. Он не сердился на дядю, он вообще долго сердиться не умел. Сизар облизал пальцы, тщательно вытер о грязный застиранный верхний халат, вытащил из-за пазухи свернутую в свиток бумагу.

— Вот, — протянул он Расто с сияющими глазами. — Вот, дядя.

Расто развернул уже немного помятый сбоку пергамент, вчитался, и потом понес поближе к огоньку, не поверив глазам: «Вольная».

— Рассказывай, — рявкнул Расто, ещё раз поднеся пергамент к свету, чтобы было лучше видно, и даже потер глаза, но зрение не обманывало его. Внизу, после трех коротких столбиков переливалась, сияя бело-голубым, стояла настоящая сирская печать, чтобы Немес сожрал его печень. Печать — птица в круге. Неясыть. Вот и ответ. Пятый сиреныш — всего лишь неясыть, маленький клан Фу с окраинных земель, но… разве у них были сирята возраста Сизаря? Расто помнил только одного из Фу — калеку, известного на весь юг артефактора.

— Что рассказывать… — Удивился Сизарь.

— Все, все рассказывай до последней мелочи!

И Сизарь рассказал.

О том, что он ждал, ждал, ждал, и верил в дядю. Что тот непременно вытащит его — найдет способ, и что он видел дядю на крыше.

Расто метнул на племянника злобный взгляд — от того, какой безграничной верой в его силы были наполнены слова дурачка. Но не перебил.

Сизарь рассказал о сирах, которые приходили поздним утром, и о том, как хороший господин вернулся вечером и выкупил их. Его и ещё троих мальчишек пустынников, которых тоже замели на воровстве, но он тоже не виноваты, как и Сизарь!

Как передали купчие и ключ от браслетов, как они зашли в проулок, шли, шли, а потом господин приказал остановиться у неработающего фонтана — ну того,на пересечении второй и пятой.

И потом начал спрашивать их по очереди — кто они и откуда, за что взяли, и есть ли им куда идти.

— И мы рассказали, что не виноваты, — лучисто улыбнулся Сизарь, — и господин поверил.

— Вы сказали — и господин поверил? — медленно повторил Расто.

Сизарь закивал, как болванчик, продолжая светится счастливой улыбкой.

— Я же говорю, хороший господин, дядя.

— Дальше, — рявкнул Расто, не понимая совершенно ничего.

Потом господин совещался с охранником, который и диктовал текст «вольной». И что «хороший господин» рисует, и у него с собой тушь, кисти и доска с пергаментами. Сначала «вольную» дали двоим пустынникам, а потом уже ему — Сизарю. Точно такую же. А четвертого, у кого болит рука, хороший господин забрал с собой — лечить.

— Лечить? С собой? — Недоверчиво повторил Расто.

— Все, — выдохнул мальчишка запыхавшись, и кивнул, поражаясь непонятливости дяди — ведь если кто-то болен, его нужно лечить, разве не так? — И было так красиво… пучух-пучух… вспышка сияло так, что глаза больно, когда хороший господин кольцо прикладывал…

— Пучух-пучух? — Повторил Расто и ещё раз поднес пергамент к свету — печать продолжала сиять истинной силой.

Он не понимал решительно ничего.

Зачем какому то сиру выкупать четверых бесполезныхворов, чтобы потом выписать вольную через десять мгновений?

— И больше ничего господин не сказал?

— Ничего.

— И ничего не потребовал?

— Ничего, — Сизарь удивленно смотрел на дядю.

— Немес ашес… повтори ещё раз дословно, кто где стоял, и кто что сказал…

— Охранник господина стоял сзади и следил за нами — я видел, как он готовил плетения, если кто-то даст деру, но куда нам бежать? — Сизарь удивленно пожал плечами. — И потом господин спрашивал нас по очереди, кто мы и откуда. И, когда черед дошел до меня, я честно сказал, что вор!

Расто закатил глаза вверх и поморщился так, как будто у него заболели зубы.

— И потом я говорю — а зовут меня Сизарь, что со Змеиного переулка, и что я безродный.

— А потом?

— А потом представился «хороший господин»! — Сизарь сверкнул улыбкой на грязном лице.

— И?

— И сказал, что отпускает нас и…

— И как представился этот «господин»? — Рявкнул окончательно выведенный из себя Расто.

— Так и представился, — прижмурился Сизарь. — Правом, данным мне родом, Я-Син из клана Фу, отпускаю вас…Сказал очень красиво и уверенно, — мальчишка развернул плечи, выпятил грудь, и повторил с отчетливым удовольствием. — Я-Син из клана Фу и я — имею Право…

* * *

К «Смотрящему по кварталу» они направились через двадцать мгновений, на всякий случай прихватив с собой вещи — жалкие пожитки, если придется тикать быстро, или возникнут «неразрешимые противоречия».

В дом к Смотрящему их пустили сразу. Старик считал дневную выручку и раскладывал награбленное по кучкам — это отправить на сбыт в Ашке, это толкнуть на аукционе на побережье через сезон, это — доля тех, кто потерял кормильца, и кого содержит «общак». Чтобы ни говорили о них, но у них были свои правила и свои понятия о чести.

— Справился? Решил задачку? Ну проходи, проходи… — пригласил его Смотрящий.

Расто недовольно поморщился — уже доложили. Старик первым узнает о происходящем на рынке. И сделал знак Сизарю — ждать здесь.

— Рассказывай, Расто, — Старик смотрел благожелательно, но цепко. — Птичка на хвосте принесла, что клети пусты, хотя тебе ясно было сказано, что за ваши проступки ты потерял право выкупа родича, или тебе не место среди нас? Было сказано? Было. И что я вижу — вы оба здесь, на моем пороге, хотя должны быть где, если сумел выбраться? В одном из караванов куда-нибудь.

Расто ещё раз поморщился.

Можно подумать, им хотя бы шаг дали сделать из квартала, не узнай об этом старик. Или занять место в караване — никто не мог покинуть город или работать в нем, если нет разрешения одного из «Смотрящих».

— Я не нарушал правила, и чту закон, — Ответил Расто. — Я нашел способ решить проблему иначе. И мы завтра вечером покинем город — пришли за разрешением.

— Вот как? — Смотрящий слегка приподнял седую бровь, изумленный наглостью вора. — И куда же отправитесь?

— В Ашке. Сизарь не прижился здесь и не сможет работать, попробую там…

— Ашке не улучшит навыки Сизаря, как не улучшила их и клеть, он — не пригоден, чтобы быть вором, — жестко отрезвил Расто Смотрящий, и добавил. — Единственное, на что годен Сизарь — быть рабом, и тебе запретили выкупать его, или воровать, или взламывать клеть, если хочешь сохранить жизнь или продолжать работать здесь… У общака нет к тебе претензий, Расто, только к Сизарю…

Расто опустил глаза вниз, чтобы спрятать душившую его ненависть.

То, что Сизарь почти ничего не приносил в «общак» знал весь квартал, но все покрывал за двоих он — Расто. И то, что Сизарь «блаженный», «головой в детстве ударенный, тоже знали все», и тем не менее Лемех тогда полез на него, и даже отсек кончик уха… Благо, малой увернулся. И Расто ждал, почти две зимы, пока наконец не нашел повод, чтобы Лемех «случайно» споткнулся и по пьяни упал на кинжал, но… Юг есть Юг… Змеиное гнездо… Кто решил подсидеть его, Расто так и не выяснил пока, и сдал Старику, а тот, не найдя чем «прижать» взял Сизаря и сдал городским… хотя хотели прижать его — Расто… Шекков Лемех слишком много денег приносил в «общак», но спускать подобное он не мог — перестанут уважать свои же…

И на что ставка была тоже знал, что не выдержит он, сам в петлю голову сунет, а кто решение схода «общака» нарушит для тех путь один — в мешок и в пустыню… А Сизарь без