потешно привскакивая перед набегавшей после отскока волной и задирая голову, чтобы не захлебнуться. У самого берега ощупал дно — по грудь, и замахал веселее. Однако выбрался не сразу, его дважды утаскивало отходящей волной.

— Гребешок, осел! Холку лови!

С третьей попытки Гаврила Нилыч все-таки уцепился за камень и, переждав откат, выбрался на сухое место. И повалился без сил.

Бригадир погрозил ему с палубы кулаком, со стуком и матом обул сапоги и, гаркнув:

— Вперед, братва! — ушел в рубку.

Из бухты выбрались сравнительно скоро. Азиков, посоветовавшись с Перелюбой, взял не прямо от берега, а ветру в лоб.

Сквозь плотную навесь туч, отыскав неприметную щелку, слабенько пробивался рассвет. В открытом море задувало яростнее, волна была выше. Двигались по-черепашьи. За час отошли от залива метров на восемьсот — позади егозисто приплясывал берег, и одинокая фигура Гаврилы Нилыча, казалось, не уменьшалась.

Ржагин напросился к бригадиру в рубку. Остальных Азиков отправил вниз, отдыхать — главная работа впереди.

А волна вскоре пошла с покрывом — высоченная, с хороший двухэтажный дом. Бот, дрожа, взбирался на ее вершину, и на переломе носом смотрел почти вертикально в небо, а затем, будто споткнувшись, несся отвесно вниз, и вот там, в узкой глубокой низинке, перед новым подъемом, волна накрывала с головой, и, пока не схлынет через крышу, в рубке делалось темно и странно, словно на какое-то время они оказывались в недрах моря, близко к самому его дну; потом, истекая змеящимися ручейками, светлело лобовое стекло, и следом в крошечном заднем сквозь толстый мерцающий перекат плавно и постепенно начинала проглядывать небесная хмарь.

— А, земеля? — кричал возбужденно Азиков. — Как?

— Потрясающе! Желанный миг!.. Вот она где, свобода!

— По большому не тянет?

— Ох, командир. Не это сейчас главное.

— Правильно. — Азиков хлопнул Ивана по плечу. — Ты везучий. И я везучий. Не пропадем.

Невольно пригнувшись под волной, шедшей над ними внахлест, Ржагин спел:

— Помирать нам рановато, есть у нас еще дома дела!

— Трепло! — смеялся Азиков. — Смотри лучше. Если флаг не сбило, скоро наткнемся.

Бот стонал и скрипел под напором волны и ветра. Шлепки и удары, достававшиеся трудолюбивому и бесстрашному судну, они, будучи в рубке, ощущали вживе, словно и им доставалось. Ритм у них был один. Когда летели с горы вниз, непроизвольно напрягались, уперевшись ногами в искосившуюся перегородку, с сильным отклоном, едва не касаясь задней стенки рубки, бригадир теснее сжимал поворотное колесо, а Ржагин цеплялся двумя руками за поручень; когда же тянули в подъем, круто клонились вперед, почти прижимаясь к лобовому стеклу, Бот брал горки трудно, на макушке волны у него начиналась одышка, он бумкал, охал, выстреливал кашлем. Ржагин забеспокоился, выдержит ли, не заглохнет ли — все-таки сила в этой стихии сокрушительная.

— Не впервой штормяга, капитан?

— На этом — первый. А вообще-то не раз.

— Ботам не разрешается?

— Инструкция!

— Я так и думал.

— Хочешь, как Гаврила?

— Поздновато, не догребу, — и закричал, что есть мочи: — Есть упоение в бою и бездны мрачной на краю!

— Хха-а! Что я говорил? — бригадир суматошно затряс Ивана. — Смотри, улыба! Вот он!

Сверху, с перелома, Ржагин увидел метрах в тридцати чуть справа по борту качающийся на волнах привалившийся штырь, замотанный в промокшее и драное полотнище флага.

— Ты кудесник, бригадир! Факир и колдун!

— Предупреди бездельников. И оставайся внизу — справимся.

— Нет. Устал быть зрителем. Не хочу.

— Без сигнала пусть не выходят. Чтоб приготовились — свистну.

Держась за стены, Иван спустился в кубрик. Здесь, без света, в темноте, когда глазам нет простора и они упираются в стены, переносить качку было сложнее. Говорить ничего не потребовалось — увидев Ивана, они все поняли. Перелюба поторапливал Пашку:

— Ага. И тут чуток перехвати... Порядок. Держит.

Из байкового одеяла они вырезали широкий пояс и с двух сторон прикрепили канатные чалки — получилось нечто вроде цирковых лонжей. Евдокимыч, затягивая узел, нахваливал бригадира.

— Ну, Николай — бес. Надо же, в такой шторм привел.

— Чутье, — сказал Перелюба. — Талант.

Пашка уточнил:

— Значит, я слева.

Ефим Иванович кивнул.

— А я? — поинтересовался Ржагин.

— На стреме, — солидно, как старший, сказал Пашка. — Мало ли что.

Поправили прорезиненные казенные брюки и куртки, проверили, плотно ли сидят и хорошо ли пристегнуты капюшоны.

Молча ждали, вслушиваясь в рев моря.

Вскоре Азиков по-разбойничьи свистнул.

Перелюба приладил на бедрах пояс, еще испробовал на натяг, один конец веревки скомкал в руках, второй передал Евдокимычу.

Пашка пристроился третьим.

Ржагин посторонился, пропуская их к лестнице.

— По правому! — крикнул Азиков. — По правому, Ефим!

Выдернув дверку, Перелюба скользнул на палубу и сразу лег, уцепившись за дощатый порожек. Иван проскользнул в рубку, чтобы видеть и не мешаться. Волна схлынула. Поднявшись, Перелюба осторожно, широко врозь ставя ноги, двинулся по направлению к корме, перебирая руками по внешним настенным опорам. Евдокимыч, уперевшись сапогом в порог, по мере того, как Ефим Иванович удалялся, отпускал страховку. Предупреждая очередной наскок волны, Перелюба ложился ничком, ухватившись за какую-нибудь стойку, или крюк, или выступ, пережидал. Вода скатывалась в море, и он поднимался и ощупкой шел дальше, дергая за канат, сигналя Евдокимычу: можно еще отпустить. Свернул за угол, прополз к левому борту, и в следующий просвет, развернувшись, ловко швырнул второй конец веревки Пашке. Теперь Перелюбу страховали надежнее, с двух торон, он уже не вжимался в пол, не ложился, а лишь приседал, скорчившись, перед новой волной, подставляя горбатую спину. Пашка и Евдокимыч держали согласно, крепко, не ослабляя без нужды, еще и Азиков зорко следил, подсказывал. Руки у Ефима Ивановича высвободились. Подергав справа, со стороны Евдокимыча, попросил, чтоб подпустили к краю. Выдернул из уключин багор. Перекатная волна накрывала его, обтекая упруго, как камень. Корма плясала бешено, и он почти не продвигался, то взлетая, то упадая, вжимаясь в тряский качающийся пол. Николай развернул бот и так поймал обороты, что они практически стояли на месте. Подъездок крутило, разворачивало, а