– Меня также спросили, кого я могла бы рекомендовать на мое место – на место заведующей отделом. Я предложила вас, мисс де ла Мер.

– Правда? – вырвалось у Арлетты. – Вы не шутите?

– Нисколько. Я наблюдала за вами почти полгода и убедилась, что вы – человек ответственный и рассудительный. Кроме того, вы достаточно умны и умеете складывать и вычитать гораздо лучше большинства работающих в отделе девушек. – Она жестом показала на занавеску, за которой находился торговый зал. – Разумеется, работа заведующей тяжелее, сверхурочных больше, а выходных – меньше, но уверяю вас: вознаграждение, которое вы будете получать за свой труд, с лихвой компенсирует эти неудобства. Сколько вы будете получать – пусть скажет вам мистер Джон из бухгалтерского отдела, но я уверена, что вы не будете разочарованы. Конечно, заведовать целым отделом означает серьезную ответственность, но вы, я уверена, справитесь. Вы – человек вполне зрелый и умеете обращаться с клиентами. Итак, что скажете?.. – И она вопросительно взглянула на Арлетту.

А Арлетта просто не знала, что́ сказать, и только смотрела в стол перед собой.

– Что ж, у вас есть время подумать…

Арлетта подняла взгляд и широко улыбнулась.

– Да! Я скажу – да!.. – воскликнула она. – Я… я согласна. Мне давно хотелось чего-то в этом роде. Огромное вам спасибо. И… и… Примите мои поздравления, миссис Стампер. Я действительно очень рада за вас.

Миссис Стампер дружески улыбнулась.

– Спасибо, мисс де ла Мер. И пожалуйста, зовите меня просто Эмили…

– А куда подевался твой очаровательный друг Годфри? – спросила Мину.

Она и Арлетта лежали рядом на широкой, застеленной шелковым покрывалом кровати в мэйферской квартире человека по фамилии Бэджер. Бэджер был известным художником-абсурдистом, рисовавшим карикатуры для «Панча». Кроме этого он вел довольно экстравагантную по содержанию колонку в «Иллюстрейтид Лондон ньюз», посвященную светской жизни города. Колонка Бэджера пользовалась бешеной популярностью. Быть упомянутым, пусть вскользь, в одном из ее материалов считалось большой честью, и немало именитых лондонцев каждый понедельник чуть ли не с религиозным трепетом брали в руки газету, ища в ней свое имя. Довольно скоро Бэджер стал одним из самых популярных людей города, даже несмотря на то, что он был чудовищно толст и временами пил запоем. Вот почему, когда на излете мая – вечером в пятницу, когда «Молодой лебедь» уже закрылся, – он пригласил всех к себе, никому и в голову не пришло отказаться.

– Кажется, он сейчас в Манчестере, – лениво отозвалась Арлетта. – Не знаю точно.

На самом деле она лукавила. Арлетта точно знала, где сейчас находится Годфри, но не хотела обнаруживать своего интереса к чернокожему музыканту. Гастроли оркестра по городам Великобритании возобновились вскоре после последнего сеанса в студии Гидеона. С тех пор Арлетта не видела Годфри, хотя он взял у нее адрес и регулярно присылал ей открытки, адресованные, однако, «Арлетте и Лилиан». Сами открытки тоже были несерьезными, почти небрежными. «Здравствуйте, мои дорогие. Привет из Ливерпуля. Мы останемся здесь еще на три дня, потом отправимся на поезде в Ланкастер. В Ливерпуле постоянно идут дожди и дует сильный ветер, к тому же я не понимаю ни слова из того, что мне говорят. Через несколько недель мы снова будем в Лондоне. Передавайте поклон мистеру Уорсли. Искренне ваш – Годфри Каперс». Ну или что-то в этом же духе.

И все-таки каждый раз, когда открытка от Годфри падала на коврик у входной двери, Лилиан взвизгивала от радости. Каждую открытку она перечитывала по пять, по шесть раз, словно надеялась найти в ней какой-то скрытый смысл.

Арлетта вела себя более сдержанно, хотя это и стоило ей значительных усилий. Беря у Лилиан открытку, она говорила «Гм-м…», или «Как мило!», или «Где, ради всего святого, находится этот Бредфорд?». Открытки она возвращала Лилиан, которая хранила их, перевязав ленточкой, так бережно, словно это были бесценные любовные послания или слезливые стишки.

В отсутствие Годфри, Гидеон и Арлетта стали больше чем просто друзьями, хотя точно охарактеризовать их отношения она затруднялась. Художник продолжал писать ее портреты, не уставая восхищаться изысканной тонкостью ее черт и углами, под которыми сходились кости ее лица. После сеансов они ходили по клубам и побывали почти во всех самых новых и модных заведениях Лондона. Они танцевали в «Молодом лебеде», развлекались в «Критерии», пили коктейли в «Египетской лодке». А поскольку теперь с ними не было Годфри, который неизменно привлекал к себе ревнивое внимание Мину Макатир, она держалась с обоими гораздо дружелюбнее и даже ввела их в круг своего общения, состоявший из художников, поэтов, писателей и прочих чудаков, отзывавшихся на прозвища Банни или Бой – людей, которые Арлетте нравились, но которых она совершенно не понимала. Как и Лилиан, все эти люди происходили из семей богатых и знатных, все окончили ту или иную престижную частную школу, посещали тот или иной известный теннисный клуб и не знали недостатка в деньгах. Арлетту они приняли, но не потому, что она была «своей», а потому, что она была красива, потому что она знала Мину и Гидеона, потому что выглядела и вела себя как одна из них.

– Интересно, каково это – быть с таким человеком, как Годфри, – сказала сейчас Мину, лукаво покосившись на Арлетту.

– В каком смысле? – ответила та, уже наполовину угадав, к чему ведет подруга.

– В том самом. Ведь он цветной, чернокожий.

– Что-то я тебя не пойму! – ощетинилась Арлетта.

– Ну, я хотела сказать… Целовать его губы, касаться этих его волос… – Она перекатилась на бок и, подперев голову рукой, заглянула Арлетте в глаза. – Мне кажется, это должно быть… очень необычно и приятно. А ты как думаешь?

– Я об этом вообще не думаю, – сухо ответила Арлетта.

– Ну да, конечно… – Мину вздохнула. – Конечно, ты ни о чем таком не думаешь, ведь у тебя есть Гидеон.

– При чем здесь Гидеон? – возмутилась Арлетта.

– Да перестань, тут совершенно нечего стыдиться! Гидеон просто душка. И он вполне… подходящий. Он тебя просто обожает, так что…

– Чепуха!

– Нет, не чепуха. Он хоть завтра готов на тебе жениться.

– Но мы знакомы-то всего полгода!

– Да, но ему уже двадцать пять, а я еще никогда не слышала, чтобы он был в кого-то влюблен. Ему пора жениться, и я уверена, что он предпочел бы жениться на тебе.

– Но мне-то всего двадцать один, и я его почти не знаю. И вообще, я пока не собираюсь выходить замуж. Ни за кого!

– Между прочим, мисс де ла Мер, именно это и делает вас столь привлекательной в глазах мужчин. Ну и, конечно, ваш очаровательный выговор, ваша светлая кожа, тонкая талия, большие голубые глаза и крошечные ножки, которые выглядят так, словно у вас в роду были феи.

– Что за глупости! – Арлетта шутливо надула губы, и Мину рассмеялась.

– Это ты глупая! – парировала она. – Глупая, если не представляешь, до чего очаровательно ты выглядишь. Ты ведешь себя как старая дева, хотя могла бы покорить Лондон в двадцать четыре часа. Хотела бы я знать, Арли, что́ ты думаешь о нас на самом деле? О нас, о том, как мы живем? Нет, я знаю, что ты почти каждый вечер ходишь с нами по клубам, по ресторанам, но каждый раз ты… ты ведешь себя скорее как зритель, а не как участник. Можно подумать, ты нас… изучаешь, как ученые изучают каких-нибудь букашек. Порой мне даже кажется, будто мы тебе совсем не нравимся.