— Да я и фам могу… Подумаеф, чифтюля…

— Ты не понял. Я хочу, чтобы он все чувствовал и понимал. И тогда казнь людоеда будет не только моим долгом рыцаря и обязанностью командира., но и одним из самых радостных событий в жизни.

— А это обяфательно? — засомневался Токик. — Он офень опафный. Лучфе — чик, и вфе.

— Даже у такого мерзавца должен быть шанс на покаяние, — поддержал крестоносца батюшка. — Да и грехи ему… Хм… Нет. Грехи я ему, пожалуй, отпускать не стану. Господь, может, сам простит. Хотя вряд ли.

— Ваша милость, только можно я спрячусь? Боюсь его, жутко… Редкой вещи-то я еще не создал…

— Трус, — сказал барон.

— Ага, трус, — подтвердил Пендаль. — Но…

— Ладно, хватит. Вон, туда, за угол зайди. Святой отец, держите этого за руки. Все, Фофан, отпускай.

— О-о-о-ой-йё-ё-ё-ё… Где… Что… — бездумные глазки гомункула приобрели осмысленность, забегали и распахнулись в откровенном ужасе. Он все вспомнил. — Вот ведь, гадство… Во, подстава…

— Тебя, грязное порождение зла, именем Господа, приговариваю я, сэр Константин Полбу, рыцарь Серебряной Шпоры, Крестонесущий воин Господень, барон Шардо и Бельд. Приговор — смертная казнь через отсечение головы. Вина твоя доказана, приговор будет приведен в исполнение немедленно. На колени. У тебя есть последний шанс пока…

В этот момент обмякший было антикрот попытался вырваться, но могучие руки батюшки пресекли начатое движение в самом начале.

— Будьте вы прокляты… — прошипел гомункул. — Будто я профил меня фофдавать! Будто я фам выбрал ТАКУЮ Фыфнь!

— Ты убивал и пожирал людей. Детей! Женщин!

— Ми-ми!

— И меня убил!

— Да, и Пендаля убил, а он — жалкое, безобидное существо.

— Вы фами ворвалифь в мой дом. Я зафифалфя!

— Я не намерен с тобой спорить, тварь! Обо всех своих злодействах ты поведал, будучи лишен воли. И сам говорил, тебе это нравилось. Нравилось ощущение власти, нравилось держать в руках чужие жизни и обрывать их! И питаться ты можешь не только людским мясом! Просто человечина тебе по вкусу. Ну??? Будешь каяться?

— Буду, — человечек скрипнул длинными зубами. — Только, пуфть он мне руки отпуфтит. Хотя бы правую. Фто бы перекрефтитфя.

— Врет, — сказал Токик. — Не верьте.

— Я тебя сам перекрещу, — сказал крестоносец. — Начинай.

Гомункул сверкнул глазами и зашептал.

— Громче. Я не слышу!

— Флыфыт тот, кому надо, — буркнул антикрот продолжая шептать.

— Шепотом не каются!

— … я фделал это не фвоей воле, — почти разборчиво сказал злодей. — Профти меня. Я готов понефти накафание… Приму кару. Только помоги мне… Фпафи меня… Р-р-р-разложень!!!

И вцепился острыми четырехсантиметровыми резцами в руку отца Ставросия.

Стальная воля священника не позволила антикроту вырваться, но тот, одновременно с укусом, ловкой подсечкой уронил батюшку и в неимоверном выпаде дотянулся кончиком пальца до одной из богомерзких картин. Той, на которой, боролись на руках Спаситель и Антихрист.

Раздался хлопок.

Меч Константина, рассыпая искры, рассек воздух в том месте, где полмгновения назад находился хитрый гомункул. А теперь его там не было. Как не было и вцепившегося в злодея мертвой хваткой батюшки Ставросия.

Барон бросился к картине, но та была вполне осязаемой и твердой. Никакого намека на занавеску или волшебный переход.

— Где они? — взревел рыцарь.

— Не фнаю…

— Ваша милость, а что случилось? Я не видел, я от страха глаза закрыл…

— У-у-у-у-у! Бестолочь! Крот! А ну, живо! В погоню!

— Я-я… Не могу. Я… Не фнаю…

— Фофан, контроль его!

— Фачем…

— Ми-и-и-и-и-и…

Глаза крота остекленели, он как-то весь поплыл и расслабился.

— Отвечай, ты знаешь куда они делись?

— Не-е-ет…

— Но ты можешь это выяснить?

— Да-а-а…

— Как быстро? И каким образом?

— Нуфно снять слепки вофмуфений мефтного афтрала. У меня дома ефть фпефиальный прибор, похофый на рояль… Проифвефти аналиф, фопофтавление данных, корреляфию… Професс займет три-четыре дня.

— А быстрее никак?

— Быфтрее никак. По крайней мере я не фмогу. И ефе… Фудя по хлопку, перемефтилифь они в какой-то из фофедних миров. И я фмогу определить только фам мир. Но не их там местополофение. А миры, они… Ну… Больфы-ы-ые…

Константину очень хотелось выругаться, и он заскрипел зубами, не поддаваясь искушению.

— И еще, говори. Ты на нашей стороне? Или на вражеской?

— Я на фвоей фобфтвенной фтороне. Но фейчаф нам по пути. Разлофень — бефдуфная тварь. И офеньне нуфен.

— А зачем? Зачем ты их ловишь?

— Фофтавляю бефтиарий. Офень хочу дофтижение полуфить. Для этого нуфно поймать и ифучить дефять тыфяч рафных бефдуфных. У меня уфе есть пофти вофемь тыфяч.

— Ясно. Все, Фофан, отпускай его.

— Фы-ы… Фачем? Я бы и так фсе раффказал!

Барон проигнорировал возмущенный визг союзника и обратился к отряду в целом.

— Значит так. Святой отец с Божьей помощью выберется сам. Не маленький. И вера его крепка. Он людоеда этого накажет, а может и еще кого, заодно. А мы, раз уж сюда попали, назад возвращаться не станем. Как там в эти подземелья, проклятые попасть?

— Фейфяс разберуфь…

— Ваша милость, а можно пока вы будете вход искать, я сплету чего-нибудь? А то…

— Давай. Вон, Фофану новые эти… как их… лапти.

— У меня материала на лапти нету. Могу шляпу. Есть у меня очень хорошая солома…

— Фофан хочет шля-я-я-япу!

— Приступай. А я пока этого шепелявого вниз, к рычагу, свожу. Разберется он, понимаешь…

…

Серпантин, как и в прошлый раз, был пуст.

Никаких неожиданностей и неприятностей не произошло, хотя рыцарь все равно был настороже. Вообще, после побега антикрота он постоянно корил себя за беспечность. Это же надо! Людоед сбежал. Прямо из-под меча. Узнай об этом конфузе другие рыцари ордена — засмеяли бы.

Токик очень быстро разобрался в загадке рычагов. Нужно дергать в том же порядке, как и картины висят. Ничего сложного. Элементарно.

Дернул.

Ничего не произошло, кроме того, что именно в этот момент Пажопье доплел шляпу.

— Вот, держи! — корзинщик любовно погладил получившуюся доули и вдруг что-то вспомнил. — Фофан, да погоди минутку… Убери руки… Руку. Сейчас. Ремешок прилажу.