– Хельмимира, я тоже хотела бы остаться, – внезапно произнесла Стефания.

Дюндель испуганно посмотрел на любимую.

– Что ты несёшь?! – воскликнул Гардиальд. – Ты не в себе!

– Я говорю это не потому, что из меня выкачали много чистого энтузиазма, – всё так же спокойно проговорила Стефания, не глядя на брата. – Мне хотелось бы искупить всё зло, которое натворила Гвендельфина Куколка. Я мечтаю об этом с тех пор, как излечилась.

– Что происходит?! – спросил Дюндель.

Стефания обернулась и посмотрела на него в упор.

– Извини, парень, – вздохнула она. – Я привела тебя сюда, но скоро всё исправлю.

– О чём ты? – не унимался елдыринец.

– Этот корабль нужно уничтожить. Спасай свою шкуру, пока его не разнесло к чертям собачьим.

– А как же я? – в испуге мямлил Бабельянц, едва не плача. – Я жить хочу!

– Заткнись, – коротко сказала Хельмимира.

– Стефания, прекрати! – закричал Гардиальд, срываясь с места.

– Не смей мне указывать! – воскликнула Стефания. – Я жила как ничтожество – но умру как достойный человек. Сколько девушек отупело из-за моего блога?

Поражённый, Гардиальд молчал – и только смотрел на сестру, пытаясь подавить невыносимую горечь. Он знал Стефанию с детства и понимал, что не остановит её от безумного шага. Это была её личная борьба – борьба, в которой она могла победить лишь посмертно.

Хельмимира подошла и взяла Стефанию за запястья.

– Ты молода, – сказала мундиморийка, – а я давно живу на свете совсем не ради удовольствия… Ты действительно хочешь остаться?

– Да, хочу, – не задумываясь, ответила Стефания.

Несколько секунд Хельмимира внимательно смотрела на неё.

– Будь по-твоему, – проговорила, наконец, Хельмимира. – И знай, что умираешь не напрасно. Тебя будут чтить как героя.

Дюндель едва мог поверить тому, что видел и слышал; его вселенная рушилась прямо на глазах. Его счастье не ускользало из-под пальцев – оно спокойно уходило, не считаясь с его мнением. Что сделал бы «настоящий мужик» на месте бедняги? Конечно, взял бы девушку на руки и выволок бы её из горящего корабля против воли… Красивая, романтичная сцена! Однако – посреди абсолютной безысходности – елдыринец внезапно осознал: поступив таким образом, он вытер бы ноги о мнение любимой женщины.

Прощаясь, Гардиальд обнял сестру. Потом подошла Визулинда.

– Будь уверен, – сказала Хельмимира, пожимая руку Иннокентия, – что мальчики будут в порядке. Я лично прослежу за тем, чтобы их доставили домой.

Антоха смотрел, ошарашенно хлопая глазами. Он смутно понимал, что будет помнить эту минуту до конца своих дней – и, возможно, никогда не простит себе того, что случилось.

– Ну, – спокойно сказал Гоблинович, кивая в сторону племянника, – маме привет…

В груди Антохи мучительно заныло – так, что он был не в силах говорить и двигаться. Отдав последние распоряжения, Хельмимира повернулась и зашагала к выходу: она ненавидела прощаться…

– А как же я? Возьмите меня! – тихо скулил Бабельянц, которого никто не слушал.

– Да ладно тебе, дед, – успокаивал его Иннокентий, – мы с тобой уже порядком пожили – дай теперь другим…

– Гвендельфина, я не уйду, – внезапно проговорил Дюндель.

Хельмимира резко остановилась. Взгляды всех, кто был в кабине, устремились на Дюнделя. Стефания тоже смотрела – и в глазах её была ярость.

– Убирайся отсюда, мать твою! – воскликнула девушка, бросаясь на Дюнделя едва ли не с кулаками. – Ты что, ради симпатичной куклы сдохнуть готов?

Дюндель стоял перед ней, словно голый – и сердце его наполнялось болью и нежностью. Ему было почти плевать на то, что она говорила. Он и сам знал, что ведёт себя, как дурак… знал, но не мог иначе.

– Всё это так гадко и сложно, – произнёс елдыринец. – Я просто хочу остаться с тобой.

В кабине воцарилась тишина. Даже перепуганный Бабельянц невольно умолк.

– Ну, вот мы всё и решили, – сказала, наконец, Хельмимира. – Иннокентий, ты с нами.

Хельмимира вновь направилась к выходу. Антоха застыл, поражённо уставившись на Дюнделя. Тот, опустив руки в карманы, смотрел на него с невозмутимым спокойствием. Визулинда и Гардиальд поспешили вслед за Хельмимирой: времени оставалось немного.

– Эй вы, поехавшие гуманитарии, – донеслось из динамика, – вы там что, ритуальный суицид затеяли? Если сейчас же не ответите – мы откроем огонь по вашей базе!

Внезапно Гоблинович подошёл к Дюнделю – и врезал ему прямо в лоб. Дюндель пошатнулся, теряя сознание. Его успел подхватить Антоха.

– Спасибо, дядя Кеша! – воскликнула Стефания и, включив микрофон, сказала: – Вниманию имперских войск! Мы, «Фёдор Михалыч», сдаёмся…

Теперь счёт пошёл на минуты. Хельмимира и её подручные поспешили в стерильный блок; Антоха тащил полуобморочного Дюнделя. Их ждали две ассистентки; ценный груз был готов к перевозке.

Прямо из лаборатории они направились в тайный ангар. Препарат поместили в грузовой отсек; действовать приходилось аккуратно, но быстро. К тому времени, когда имперцы вошли на борт, Хельмимира уже вела свой небольшой корабль по туннелю. Остановившись на дне кратера, она принялась наблюдать за небом: вот-вот должны были снять белиберду… Внезапно, словно из ледяного сосуда, Хельмимиру окатило страшным прозрением…

– Проклятье! – сказала она, поражённая запоздалой мыслью. – Нужно было пристрелить старика!

Когда «Мэри Шелли» покинула ангар, Стефания нажала на кнопку взрывателя. Таймер был установлен на двадцать джоселинских минут.

– Не грустите, дядя Кеша, – с улыбкой произнесла Стефания. – Мы умираем за великое дело космических партизан.

Гоблинович видел, как приближаются имперские корабли; видел, как они заходят в открытые шлюзы. Красивое лицо Стефании озарилось неестественной, спокойной радостью: она ликовала – и от этого Иннокентию было не по себе. Внезапно он понял, что его не так пугает близкая смерть, как это фанатическое торжество.

– О, а вот и мальчики, – беззаботно сказала Стефания, наблюдая за тем, как солдаты выходят из кораблей. – Ничего, мы и их с собой захватим. А если повезёт – захватим и главного… Хотя, наверное, нет. Осталось не так много времени.

Только теперь Иннокентий заметил, что Бабельянц куда-то исчез. Военные ворвались в кабину как раз тогда, когда «Фёдор Михалыч» должен был взлететь на воздух…. Однако этого не произошло. Громадный корабль оставался невредим и через двадцать, и через тридцать минут, и позже.

А спустя некоторое время в кабину вошёл молодой широкоплечий мундимориец в повседневном чёрном кителе с генеральскими нашивками.

– Не это ищите? – обратился он к Стефании и Гоблиновичу, показывая взрыватель.

Сердце Стефании упало. Взгляд её помутнился; будто в кошмарном сне, она увидела Бабельянца, который семенил рядом с командиром.

– Полюбуйтесь-ка, генерал Зубарев, на этих камикадзе! – говорил дед. – Не коллектив, а общество любителей пиротехники!

Имперские солдаты заняли командный пункт «Фёдор Михалыча». Пленников увели по каютам. Оставшись наедине с Гоблиновичем, Стефания глухо зарыдала.

– Ничего, – успокаивал её Иннокентий. –